Имя летчика Алексея Маресьева хорошо известно не только в нашей стране, но и во всем мире. Сбитый в воздушном бою в марте 1942 года, его истребитель рухнул в лес на территории, занятой врагом. У пилота, выброшенного из кабины при ударе о землю, оказались раздробленными обе ступни. Восемнадцать суток он ползком пробирался к линии фронта, пока был не подобран местными жителями. В госпитале летчику, у которого началась гангрена, ампутировали обе ноги. Однако он смог вернуться в истребительную авиацию. Летал, сражался и добавил к ранее сбитым четырем самолетам противника еще семь.
Судьба этого сильного духом и не сломленного обстоятельствами офицера, удостоенного звания Героя Советского Союза, легла в основу книги Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». Одним из ключевых моментов того бессмертного произведения является сцена в госпитальной палате, когда впавшему в депрессию после ампутации ног Алексею полковой комиссар Семен Воробьев дает прочитать статью в дореволюционном журнале, рассказывающую о летчике Валериане Карповиче, потерявшем на Первой мировой ногу, но добившемся права летать с деревянным протезом.
Был ли на самом деле такой русский пилот или это вымысел талантливого автора?
Оказывается, был! Только звали его Александр Прокофьев-Северский. После смуты 1917 года он эмигрировал из Советской России, поэтому лауреат Сталинской премии Борис Полевой не мог впрямую назвать его имени.
А между тем удивительная судьба этого человека достойна отдельной книги…
Танцы, суд и резолюция монарха
Он родился в 1894 году, когда о воздушных полетах в России только мечтали. Но уже через пятнадцать лет целая плеяда первых русских летчиков — Уточкин, Нестеров, Ефимов, Сикорский и другие — вовсю штурмовала «пятый океан», а их имена не сходили с уст соотечественников и газетных страниц.
Увлекся авиацией и отец нашего героя Николай Георгиевич Прокофьев, известный в то время артист оперетты и исполнитель цыганских романсов, выступавший под псевдонимом Северский (позднее он сделает его своей второй фамилией). О полетах стали грезить и его сыновья. Первым поднялся в небо старший, Георгий. Младший, Александр, к тому времени уже был морским офицером на Балтике, но мечты о полетах полностью завладели им.
Брат Георгий с разрешения начальства стал давать ему уроки управления аэропланом. Вскоре они очень пригодились Александру. Началась Первая мировая, и командование Балтфлота стало спешно формировать подразделения воздушной разведки. При комплектовании должностей летчиков-наблюдателей преимущество отдавалось тем офицерам, кто, преодолев боязнь высоты, имел минимальный опыт полетов.
Впрочем, Прокофьев-младший наблюдателем-пассажиром летал недолго. Развивавшейся военной авиации, которая кроме разведывательных начала выполнять задачи по бомбардировке вражеских судов и уничтожению самолетов противника, требовались летчики. И в феврале 1915 года Александр становится курсантом морской авиационной школы. В первый день июля, успешно сдав выпускные экзамены, он получает диплом пилота.
Его летная служба началась на базе гидросамолетов Балтийского флота, расположенной у входа в Рижский залив, на острове Эзель. Увы, длилась она всего четыре дня…
6 июля 1915 года воздушные разведчики доложили, что в одной из бухт обнаружена немецкая подводная лодка. Экипаж мичмана Прокофьева-Северского получил задачу уничтожить вражескую субмарину. Однако из-за ухудшившейся погоды найти лодку не удалось, и Александр решил возвращаться на базу. На подвеске гидроплана находились приведенные в боевое состояние две 10-фунтовые бомбы… Это потом бомберам строго-настрого запретят садиться с неопорожненными бомболюками и неопустошенными внешними подвесками. А тогда никаких инструкций на этот счет не существовало.
Сбросить смертоносный груз мичман не решился, но, начав снижение, отдал распоряжение бортмеханику вывернуть из бомб взрыватели. Тот вылез на крыло и приступил к выполнению рискованной операции. И тут либо у Александра дрогнула рука, и он резко дернул скользящий у самых волн самолет, либо механик неаккуратно коснулся взрывателя, но под днищем летающей лодки прогремел взрыв, разорвавший машину на части.
Взрывная волна выбросила мичмана из кабины в море. Его напарник погиб на месте. Трагедия произошла на глазах у сослуживцев Александра, ожидавших на берегу экипаж. Не прошло и получаса, как Прокофьева подобрал дежурный катер. Летчик был жив, но его правая нога ниже колена представляла сплошное кровавое месиво. Хирургам Кронштадского морского госпиталя, куда доставили пилота, ничего не оставалось, как произвести ампутацию.
Для 21-летнего мичмана эго был тяжелейший удар. Как вспоминал писатель Александр Куприн, близко знакомый с семейством Прокофьевых-Северских и навещавший Александра в госпитале в Кронштадте, юноша постоянно задавал только один вопрос: «Неужели больше не летать?».
Но воля и сильный характер взяли свое. Едва петербургские мастера изготовили для него протез, Александр сразу приступил к тренировкам. Много ходил, потом начал плавать. С наступлением зимы в скверах Кронштадта залили катки, и мичман… встал на коньки! Едва Прокофьев, о котором уже начинали слагать легенды, на Рождество появился в морском офицерском собрании, женщины приветствовали его стоя, а офицеры — отданием чести. Когда же мичман, слегка прихрамывая, пригласил на тур вальса одну из дам и практически безукоризненно провел ее в танце, зал взорвался аплодисментами.
В конце зимы 1916 года Александр Николаевич вернулся в авиацию. Правда, в небо его не выпускали — определили инспектором по приемке строящихся гидропланов на завод Первого Российского товарищества воздухоплавания в Петрограде. В этот период начал проявляться конструкторский талант Прокофьева, стремившегося улучшить боевые качества гидросамолетов. Он трудился над усилением вооружения летающих лодок, разработал подвижную систему установки пулеметов, предложил использовать бронелисты для защиты экипажа. И все это время не оставлял мечты вновь оказаться за штурвалом самолета.
Как-то при приемке партии новых летающих лодок комиссия была восхищена мастерством пилота, безукоризненно выполнившего полет и ювелирно посадившего машину. Но когда летчик покинул кабину, все увидели, что гидропланом управлял одноногий мичман. Восхищение высокопоставленных чиновников сменилось ужасом: калека самовольно, поднялся в воздух, рискуя не только своей головой, но и дорогостоящей техникой!
Офицера отдали под суд, который вынес вердикт о разжаловании Прокофьева и увольнении его из армии. По законам того времени столь серьезное решение в отношении офицера должен был утвердить государь. Монарху принадлежало право смягчить приговор. И Николай II этим правом воспользовался в полной мере. «Сей поступок может служить ярким примером любви к Отечеству, так необходимым в военное время. Разрешаю и далее служить в боевой авиации» — такова была резолюция императора на приговоре.
Неодолимый зов неба
Шла война, и Прокофьев с головой окунулся в боевую работу. Вскоре после возвращения к полетам ему довелось участвовать в первом для себя воздушном бою. При этом сам Прокофьев оказался на волосок от гибели: пули, прошившие его летающую лодку, расщепили протез пилота. Машина, потерявшая управление, сорвалась в пике. Мичман чудом сумел выровнять свой гидроплан и… продолжил бой.
Александру заменили протез, и он стал регулярно вылетать на боевые задания и участвовать в воздушных боях, в которых одержал несколько побед.
В конце концов летающие лодки Балтфлота так допекли немцев, что они решили покончить с ними разом, совершив массированный налет на аэродром, который предварили огнем с моря два прорвавшихся к берегу миноносца. На базе русских гидросамолетов творился настоящий ад. Лишь троим пилотам удалось среди разрывов поднять свои машины в воздух. Одним из них был мичман Прокофьев-Северский. Однако в небе мотор его гидроплана, поврежденный осколком, начал сбоить. Пришлось экстренно садиться на берегу, на территории, контролируемой немцами. Приземлившись, Александр снял с самолета пулемет и целые сутки тащил его на себе, пока не перешел линию фронта…
К концу лета 1917 года безногий летчик совершил 60 боевых вылетов, записав на свой счет 13 сбитых самолетов противника, и стал одним из первых русских асов! За свои подвиги он был награжден Георгиевским оружием, орденом Св. Георгия 4-й степени и произведен в лейтенанты.
Следует отметить, что все это время Александр Николаевич не прекращал конструкторской деятельности. В перерывах между полетами и боями он занимался усовершенствованием органов управления самолетом, стараясь сделать их максимально удобными для пилотирования. Чтобы уменьшить нагрузку на протез, Прокофьев разработал конструкцию балансирного руля направления, а затем и балансирных элеронов, сконструировал регулируемые педали, позволявшие изменять расстояние между сиденьем летчика и блоком управления в кабине. Большой его заслугой стало создание зимой 1916/1917 годов лыжного шасси для летающих лодок, что позволило использовать гидроавиацию на Балтике и в зимние месяцы, когда прибрежные воды сковывал лед.
В августе 1917 года двадцатитрехлетний лейтенант стал командиром морского истребительного отряда, а чуть позже — техническим консультантом при Адмиралтействе. К этому времени он уже был широко известен как в стране, так и за рубежом. И Временное правительство предложило Прокофьеву должность помощника военно-морского атташе при посольстве России в США.
В Европе продолжала бушевать война, поэтому в Америку был один путь: сначала поездом до Владивостока, а затем пароходом через Тихий океан. Однако и он не был безопасным: вдоль железных дорог орудовали банды. Под Читой поезд, в котором ехал Александр Николаевич, был остановлен анархистами. Состав разграбили, а всех находившихся в нем офицеров повели в тайгу — на расстрел.
Прокофьева спасло счастливое стечение обстоятельств. Среди анархистов оказалось несколько балтийских матросов, и они узнали в прихрамывающем лейтенанте прославленного летчика, с которым судьба сводила их раньше в Кронштадте.
Пилоту не только сохранили жизнь, но и посадили в следующий поезд, выдав мандат на беспрепятственное следование до Владивостока.
До Америки он добрался без проблем. Однако дипломатическая служба Прокофьева-Северского длилась недолго: вскоре после заключения Советской Россией сепаратного мира с Германией российское посольство в США было закрыто. Перед Александром Николаевичем встал вопрос: что делать дальше?
Он решил остаться на чужбине, полностью посвятив себя авиации. В 1922 году Северскому (под такой фамилией русский офицер получил американское гражданство) удалось организовать собственную фирму, занимавшуюся разработкой летающих лодок. В 1930-х им были сконструированы самолеты-амфибии 5 ЕУ-3, АТГ-8, Р-35 и некоторые другие. На этих гидропланах летчики Франк Фуллер и Жаклин Кокран поставили несколько мировых рекордов.
В 1938 году самолеты Прокофьева 2 РА и лицензия на их производство были приобретены Советским Союзом. Позднее, во время Второй мировой войны, в СССР было отправлено 196 истребителей Р-47 «Тандерболт» конструкции Северского.
С начала 1940-х годов и до конца жизни Александр Николаевич был консультантом правительства Соединенных Штатов Америки по вопросам развития авиации и лектором Авиационного университета, где обучались будущие командиры американских военно-воздушных частей. В 1946 году он был удостоен медали «За заслуги» — самой высокой награды США для гражданских лиц. Северский был членом 17 научных и общественных организаций, таких как Общество американских военных инженеров, Американский воздушный легион, Ассоциация пилотов-спортсменов, Клуб искателей приключений, имел степень почетного доктора наук. И многие годы продолжал пилотировать самолеты, налетав к концу пятидесятых более 13 тысяч часов!
Этот человек удивительной судьбы ушел из жизни в 1974 году…
«Расклад перед боем: их — восемь, нас — двое…»
Прокофьев-Северский стал первым, но был не единственным русским летчиком, летавшим и сражавшимся в небе Первой мировой войны с протезом вместо ноги. На полгода позже него это удалось сделать и корнету Юрию Гильшеру — пилоту 7-го истребительного авиационного отряда.
Выходец из многодетной еврейской семьи, Юрий, появившийся на свет в ноябре 1895 года, получил прекрасное образование. За месяц до двадцатилетия, в октябре пятнадцатого, он успешно окончил авиашколу в Гатчине и получил звание военного летчика. Некоторое время служил в комиссии по приемке двигателей и запасных частей к аэропланам на московском заводе «Дукс», а затем подал рапорт о направлении на учебу «к освоению более быстроходных вооруженных летательных аппаратов».
Начальство рапорт молодого офицера удовлетворило, и корнет стал курсантом Одесской авиационной школы, шефом которой был двоюродный брат царя великий князь Александр Михайлович. По выпуску он собственноручно написал аттестацию на новоиспеченного летчика-истребителя, где были и такие слова: «Отлично пилотирует машину, решительный, хладнокровный, смелый. Высоких нравственных качеств. Серьезно относится к порученному делу».
С такой характеристикой Юрий и прибыл в 7-й авиаотряд. И в дальнейшем полностью оправдал ее.
27 апреля 1916 года во время выполнения разведывательного задания его «ньюпор» был атакован тремя самолетами противника. С поврежденным мотором аэроплан сорвался в штопор с высоты 1000 метров. Практически у самой земли пилоту удалось выровнять машину, перевести ее в планирующий полет. Это немного смягчило удар, и все же самолет оказался полностью разрушенным, а оба летчика — Юрий и его напарник прапорщик Михаил Квасников — получили тяжелые травмы. У Гильшера была оторвана левая ступня, кости голени раздроблены, в нескольких местах сломаны руки. Их Юрию врачи сохранили, а вот ногу до колена пришлось ампутировать.
Ему довелось через многое пройти, прежде чем вернуться в авиацию. Были и упорные тренировки в ходьбе на протезе, и изнуряющие занятия на тренажерах собственной разработки и изготовления, и строгая медкомиссия. И хождения по инстанциям. Благо на то время мичман Прокофьев, получивший царское разрешение, уже поднимал летающие лодки в небо. Гильшеру тоже дали «добро на взлет».
В январе 1917 года он прибыл в родной авиаотряд, сражавшийся тогда в Галиции, и приступил к полетам. Летные навыки корнет восстановил очень быстро и уже в начале весны начал вылетать на боевые задания. Стремительно стал расти и его боевой счет: 31 марта, 2 мая и 11 июня Юрий одерживает победы в воздушных боях, за что награждается орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. 4 июля он сбивает германский бомбардировщик и в тот же день представляется командованием к Георгиевскому оружию. Но получить эту высокую награду не успевает.
Вершиной доблести летчика стал его последний воздушный бой, который разгорелся 7 июля 1917 года практически над городскими кварталами Тернополя. В паре с прапорщиком Виктором Янченко корнет Гильшер вылетел на патрулирование неба над русскими позициями. Приблизившись к линии фронта, пара русских «ньюпоров» практически сразу столкнулась с восьмеркой германских «фоккеров» — одними из самых маневренных и хорошо вооруженных истребителей того времени. Расклад сил был явно не в пользу наших летчиков, но мысль о возможном уклонении от боя даже не мелькала в их головах. Качнув крыльями, Юрий бросил свой истребитель в атаку. Виктор последовал за ним.
«Юра сбил одного германца и погнался за вторым, — писал старому Гильшеру прапорщик Янченко. — Атакуя его, он приблизился к противнику на 70 метров и уже готов был открыть огонь. В это время на него коршуном обрушился еще один вражеский аэроплан, поливая самолет Юрия из пулеметов. Мотор вывалился из рамы и вылетел вперед, крылья сложились, машина камнем пошла вниз. Я тоже резко снизился и сел у места падения. Юрий был мертв. Тело я достал из-под обломков самолета и на подводе отправил в Тернополь, над которым шел бой. Оттуда его доставили в наш дивизион, где оно было запаяно в гроб. Отправить тело Юрия в Россию было невозможно, поэтому мы торжественно похоронили его в Галиции, в городе Бучаче».
Такова судьба еще одного русского пилота, безгранично влюбленного в небо. Бывшего в свое время символом мужества и доблести, безупречного выполнения воинского долга и безграничной преданности Отечеству.
А потом в этом самом Отечестве и забытого…
Игорь СОФРОНОВ
Фото из архива автора
Свежие комментарии