На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

РУССКОЕ СЛОВО

239 подписчиков

Свежие комментарии

  • Николь Нахтигаль
    Гнать эту тварь из России в её кишлак, подпишите Петицию о выдворении мигрантов из России! Давайте объединяться проти...Москвичка-поэтесс...
  • Светлана
    Как русская, родившаяся и живущая в этих краях с рождения моих пра-пра-прабабушек и дедушек, смело могу сказать, что ...Прощай, Кизляр! О...
  • Виктор Не
    Эта "красавица" на себя в зеркало смотрела? Не испугалась?Москвичка-поэтесс...

Фундамент страны победившего социализма

Фундамент страны победившего социализма

 

 

Много сегодня пишется про вкусное мороженное и дешевую газированную воду в сладко лелеемом не имеющими памяти людьми СССР. Но мы напомним о том, что предшествовало всем этим вкусностям, появившимся только уже перед самым концом построенного Гаухманами-Бронштейнами кровавого человеконенавистнического большевицкого государства.

Вскрываем архивные документы, запротоколировавшие весь звериный умысел устроенной большевиками той страшной трагедии, унесшей миллионы жизней русских людей. Вот послание крестьян всесоюзному старосте Калинину:

«Михаил Иванович, вы, может быть, до сих пор ничего не знаете, как сосланные кулаки из Украины, Курска и других мест на Севере мучаются и переживают неслыханные издевательства над ними и над их детьми. Страдают совершенно невинно, но если есть и виновные, то дети тут не при чем.

Отправляли их в ужасные морозы — грудных детей и беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге и тут же женщины рожали своих детей (это ли не издевательство). Потом выкидывали их из вагонов, как собак, а затем разместили в церквах и грязных, холодных сараях, где негде пошевелиться. Держат полуголодными, в грязи, во вшах, холоде и голоде, и здесь находятся тысячи детей, брошенные на произвол судьбы, как собаки, на которых никто не хочет обращать внимания. Не удивительно, что ежедневно умирает по 50 человек и больше, и скоро цифра этих невинных детей будет пугать людей — она теперь уже превысила три тысячи.

Мы боремся за здоровое поколение, за будущих строителей социализма и в то же время детей бросаем заживо в могилу. Разве мы мало знаем революционеров, которые происходили не только из крупных крестьян, но из помещиков и дворян. Почему вы не можете предположить, что эти милые дети будут здоровыми, крепкими и стойкими борцами за советскую власть и за строительство социализма? А мы этих детей, нашу здоровую смену уничтожаем безпощадным образом, не оглядываясь назад и не особенно всматриваясь вперед.

А если призадуматься серьезно: будет от этого какая-нибудь польза? Если бы прошедши через эти трупы детей мы смогли продвинуться ближе к социализму или к мировой революции, то тогда другое дело, ясно, что без жертв к социализму мы не придем: то в данном случае ни к какой цели не придти.

В настоящее время в Вологде помещается 35 тысяч человек. Они находятся в ужасных условиях; дети безпощадно болеют разными болезнями: оспой, скарлатиной, корью — и умирают. На них никто не обращает внимания, не лечат, и продолжают здоровых детей держать с больными. Поэтому ничего не будет удивительного, если вы в скором времени услышите, что померли не только дети сосланных, но и все дети г. Вологды. Сейчас никаких мер к предотвращению заразных болезней не принимается и зараза распространяется быстрым темпом, а когда хватятся, будет слишком поздно, и тогда медицинскому персоналу не справиться. Вот как мы заботимся о нашей смене.

Михаил Иванович! Ведь все люди и зачем же с нами обращаются хуже, чем со щенятами? Чем обрекать на такие страдания, если они провинились, лучше пристрелить.

Это же настоящий террор. Что же будет дальше? Все это делается в свободной Советской стране».

Письмо хранится в ЦГАОР СССР. Ф. 3316. Оп. 1. Д. 448. Л. 66–68.

 

«Но “всесоюзный староста”, он же “кремлевский сатир” (под этим прозвищем обладатель знакомой всем жителям СССР козлиной бородки был гораздо более известен советской номенклатуре, вполне осведомленной о неизбывной любви “старосты” к балеринам Большого театра), молчал. Впрочем, откуда все это было знать несчастным обитателям российской глубинки — жертвам ненасытного революционного Молоха? Откуда было им знать, что этот добрый “всесоюзный староста”, выглядевший таким незлобивым простодушным старичком, близоруко щуривший глазки за толстыми стеклами неизменных очков, без тени колебания поставил свою подпись под распоряжением Советского правительства, предписывавшим очень просто решать проблему детей-безпризорников: их расстреливали — как бродячих собак…

В России, приговоренной к Социализму, слагали и пели скорбные песни. Об этих песнях, ходивших в народе, становилось известно компетентным органам. В системе тотальных доносов и слежки фиксировалось все. Тексты этих, действительно народных, песен и поныне хранятся в архивах (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006. с. 520–522).

Вот одна из них — плач русской души:

 

Злодеи когда-то сулили

Жизнь людям хорошую дать.

А вместо того разорили

Кормилицу Родину-мать.

Вы много людей расстреляли,

Вы много сгноили в тюрьме,

Вы многих на ссылку сослали

На верную гибель в тайге.

Вам шлют миллионы проклятий

Старушек, калек, матерей,

Вы взяли из теплых объятий

Отцов от несчастных детей.

За хлебозаготовку забрали

Беднягу кормильца отца.

Весь хлеб у семьи отобрали,

Мать с горя в могилу сошла.

На сносях она умирает

С проклятьем для вас на устах.

Над нею семья вся рыдает,

Четыре малютки в слезах.

Родные закрылися глазки,

С могилы нам мать не придет.

Не встретить отцовской нам ласки,

В тайге он уральской умрет.

Забрали в колхоз всю скотину,

Продали с торгов дом родной.

Теперь нам придется по миру

С бабусей ходить впятером.

И ходит старушка, сбирает

Кусочки по селам с сумой,

Власть сталинскую проклинает

Дорогою в бурю зимой

 

(ЦГАНХ СССР. Ф. 7486. Д. 198. Л. 52–53).

 

«В это же самое время жрецы религии Социализма заставляли население 1/6 части суши петь песни о светлом будущем и неизбежном счастье. Блантеры, Дунаевские, Покрассы слагали песни о Сталине и радостной советской жизни» [94] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006. с. 523).

«В июле 1930 года Пришвин записал в дневнике: “Читаю Робинзона и чувствую себя в СССР, как Робинзон… Думаю, что очень много людей в СССР живут Робинзонами. Только тому приходилось спасаться на необитаемом острове, а нам — среди людоедов.

Сталин человек действительно стальной. Весь ужас этой зимы, реки крови и слез он представил на съезде (XVI съезд ВКП(б)) как появление некоего таракана. Таракан был раздавлен. «И ничего — живем!» (Оглушительные несмолкаемые аплодисменты)”» [94] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006. с. 523–524).

А этим сталинским «тараканом» и стали миллионы совершенно не подозревавших своей полной обреченности русских людей, проживающих в тот момент на свою беду в деревне, которых уничтожили в несколько лет большевистские палачи — наследники «славных дел» захватившего власть в стране диктатора — В.И. Ленина.

«Третий этап коллективизации был не менее тяжек, чем предыдущие годы… цена на сельхозпродукты сохраняется постоянной — в десятки раз ниже их рыночной стоимости, и самое главное: в случае неурожаев деревня вынуждена отдавать государству фактически все, не оставляя себе даже минимального количества зерна для пропитания. Эти страшные порядки социалистического устройства жизни закономерно обернулись трагедией запланированного массового голода.

В наиболее плодородных землях — всероссийских житницах — на Украине и в Краснодарском крае Советская власть практиковала так называемый “бойкот”. В колхозах, не выполнивших план, закрывали магазины, школы, медицинские учреждения вплоть до медпунктов, сельсоветы и прочие учреждения. На дорогах устанавливали предупредительные знаки: проезжавшим запрещалось “вступать в какие бы то ни было отношения с преступными элементами” — таковыми объявлялись все местные жители. Таким образом жителей неурожайных земель обрекали на верный голод и смерть. Повсеместно проводились обыски, изымали последнее: горшок каши, миску картошки, каравай хлеба» (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006. с. 524).

«Чтобы скрыть происходившее, была задействована вся государственная машина пропаганды и информации. ТАСС выпустил специальное опровержение, категорически отметая появившиеся за границей сообщения о голоде в СССР. Чтобы утаить от населения чудовищные подробности организованного голода, все дела о людоедстве были изъяты из компетенции обычных судов и переданы ОГПУ. 22 мая 1933 года за № 17 (198) судебные инстанции СССР получили директиву:

“Совершенно секретно.

Всем нач. отделов ОГПУ и облпрокурорам.

Копия: в райотделы ОГПУ и райпрокурорам.

Все дела о людоедстве должны быть немедленно переданы местным органам ОГПУ. Если людоедству предшествовало убийство, эти дела также должны быть изъяты из судов и следственных органов системы Наркомюста и переданы на рассмотрение коллегии ОГПУ в Москве. Распоряжение примите к неуклонному исполнению.

Заместитель Наркома ОГПУ СССР    Карлсон” (Карлсон К.М. сделал служебную карьеру в ответственный период — когда в должности начальника Харьковского управления НКВД обезпечивал организацию массового голода).

Голод 1933-го нанес деревне страшный урон. Но и последующие годы вплоть до 1936-го едва ли были лучше. Тяжелейшее положение сельского населения было вызвано планомерным осуществлением тщательно продуманной и безжалостно проводившейся сельскохозяйственной политики. Законы социализма жестоко карали всякого, кто осмеливался нарушить установленные порядки. 7 августа 1932 года был принят “Закон об охране социалистической собственности”. Главной заботой лета 1933 года была охрана урожая. Партия поставила задачу: сохранить каждое зернышко… не от грызунов, — от людей. На полях сооружались дозорные вышки. Конные разъезды устраивали засады. Страшный закон от 7 августа, грозивший расстрелом, не зря был прозван в народе “законом о колосках”. Даже с собственного поля колхозник не имел права унести ни одного зернышка. Специальное распоряжение запрещало жатву раньше определенного властями времени. В то страшное время 500 тысяч пионеров сторожили поля от своих родителей…

Архивы сохранили документы, скупо и по-советски косноязычно сообщающие, как вдова — мать шестерых пухнущих от голода детишек, срезавшая у себя на огороде несколько колосков, была арестована и осуждена на три с половиной года. Через две недели обезумевшая от горя о своих детях женщина умерла в заключении… Поломка в моторе трактора, павшая лошадь, подобранный в поле колосок или морковка — все это влекло за собой суровое наказание — вплоть до расстрела. В 1932 году по этой “статье о колосках” было осуждено 54 645 человек — кормильцев своих семей. В это время и появился миф про героя эпохи социализма — Павлика Морозова, предавшего собственного отца.

“Я вас любила и люблю, Иосиф Виссарионович. Я не верю, что Вы допустите, чтобы я погибла в расцвете моей молодости так трагично и безсмысленно — от голодной смерти”, — писала Сталину комсомолка, учащаяся 8-го класса, дочь красного партизана из села Стовбина Долина Харьковской области. Свидетельством того, каким был ответ “любимого Иосифа Виссарионовича” — и десятков тысяч маленьких “Иосифов Виссарионовичей”,  поставленных Революцией надсмотрщиками над плененной Россией — на этот вопль осужденного на смерть народа, служат безстрастные цифры: каждый пятый человек, умерший в стране с 1927-го по 1938 год, погиб от голода.

Высокий урожай 1937 года снизил массовую смертность среди сельского населения. Но следующая волна террора неотвратимо приближалась, неотвратимо — потому что в бывшей России, СССР, строили Социализм…» [94] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006. с. 524–527).

«…в ноябре 1936 года, через два года после отмены хлебных карточек, было издано по Ивановской области (и другим) тайное распоряжение о запрете мучной торговли… Запрет мучной торговли означал: хлеба не есть!.. в феврале 1937 запрещено было выпекать в райцентрах черный хлеб… мука на складах райпо была — но двумя запретами перегорожены были все пути дать ее людям!!. дух постановления — экономить муку, а народ — морить…» [103] (Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛаг. ИНКОМ НВ. М., 1991. с. 302).

Вот как те страшные «мирные» времена описывает чудом вырвавшийся из советских лагерей смерти наш самый русский писатель XX века — Иван Лукьянович Солоневич:

«В тот период времени со мной случилось происшествие, глубоко врезавшееся в память. На рассвете, перед уходом заключенных на работы, и вечером, во время обеда, перед нашими палатками маячили десятки оборванных крестьянских ребятишек, выпрашивавших съедобные отбросы. Странно было смотреть на этих детей «вольного населения», более нищего, чем даже мы, каторжники, ибо свои полтора фунта хлеба мы получали каждый день, а крестьяне и этих полутора фунтов не имели.

У нас была огромная, литров на десять, алюминиевая кастрюля. В эту кастрюлю собирали то, что оставалось от лагерных щей. Щи эти обычно варились из гнилой капусты и селедочных головок… Я обнаружил, что кастрюля, стоявшая под нарами, была полна до краев и содержимое ее превратилось в глыбу сплошного льда. Я решил занести кастрюлю на кухню, поставить на плиту и, когда лед слегка оттает, выкинуть всю эту глыбу вон и в пустую кастрюлю получить свою порцию каши.

Я взял кастрюлю и вышел из палатки. Была почти уже ночь. Пронзительный морозный ветер выл в телеграфных проводах и засыпал глаза снежной пылью. У палаток никого не было. Не было и стаек детей, которые в обеденную пору шныряли здесь. Вдруг какая-то неясная фигурка метнулась ко мне из-за сугроба и хриплый, застуженный детский голосок пропищал:

— Дяденька, дяденька, может что осталось, дяденька, дай!..

Это была девочка, лет, вероятно, одиннадцати. Ее глаза под спутанными космами волос блестели голодным блеском. А голосок автоматически, привычно, без всякого выражения, продолжал скулить:

— Дяденька, да-а-а-ай!

— А тут только лед.

— От щей, дяденька?

— От щей.

— Ничего дяденька, ты только дай… Я его сейчас, ей-Богу, сейчас… Отогрею… Он сейчас вытряхнется… Ты только дай!

В голосе девочки была суетливость, жадность и боязнь отказа. Я соображал как-то очень туго и стоял в нерешительности. Девочка почти вырвала кастрюлю из моих рук… Потом она распахнула рваный зипунишко, под которым не было ничего, — только торчали голые острые ребра, прижала кастрюлю к своему голому тельцу, словно своего ребенка, запахнула зипунишко и села на снег.

Я находился в состоянии такой отупелости, что даже не попытался найти объяснения тому, что эта девочка собиралась делать. Только мелькнула ассоциация о ребенке, о материнском инстинкте, который каким-то чудом живет еще в этом иссохшем тельце… Я пошел в палатку отыскивать другую посуду для каши своей насущной.

В жизни каждого человека бывают минуты великого унижения. Такую минуту пережил я, когда, ползая под нарами в поисках какой-нибудь посуды, я сообразил, что эта девочка собирается теплом изголодавшегося своего тельца растопить полупудовую глыбу замерзшей, отвратительной, свиной, — но все же пищи. И что во всем этом скелетике тепла не хватит и на четверть этой глыбы.

Я очень больно ударился головой о какую-то перекладину под нарами и, почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все еще сидела на том же месте, и ее нижняя челюсть дрожала мелкой, частой дрожью.

— Дяденька-а-а, не отбирай! — закричала она.

Я схватил ее вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие-то сумасшедшие мысли. Я, помню, что-то говорил… Девочка вырвалась в истерике у меня из рук и бросилась к выходу из палатки. Я поймал ее и посадил на нары. Лихорадочно, дрожащими руками я стал шарить на полках, под нарами. Нашел чьи-то объедки, полпайка хлеба и что-то еще. Девочка не ожидала, чтобы я протянул их ей. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать себе в рот. По ее грязному личику катились слезы еще не остывшего испуга.

Я стоял перед нею пришибленный и растерянный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к себе самому. Как мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца? Мы, русские интеллигенты, зная, чем была «великая французская революция», должны были знать, чем будет столь же великая революция у нас!.. Как это все мы, все поголовно, не взялись за винтовки? В какой-то очень короткий миг вся истина революции осветилась с безпощадной яркостью…

Все эти безымянные мальчики и девочки… О них мы должны были помнить прежде всего — ибо они будущее нашей страны… А вот не вспомнили… И вот на костях этого маленького скелетика — миллионов таких скелетиков — будет строиться социалистический рай. Вспоминался карамазовский вопрос о билете в жизнь… Нет, если бы им и удалось построить этот рай — на этих скилетиках, — я такого рая не хочу. Вспомнилась и фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: «Не мешайте детям приходить ко мне…» — Какая подлость. Какая лицемерная подлость!..

Много вещей видел я на советских просторах — вещей намного тягостней этой девочки с кастрюлей льда. И многое как-то уже забывается. А девочка не забудется никогда. Она для меня стала каким-то символом — символом того, что сделалось с Россией» (И. Солоневич. Россия в концлагере. М., 1999. С. 183–185).

Наше будущее уничтожалось — безжалостно и непрерывно — теми, кто захватил власть. Потому весьма справедливой выглядит по поводу творящегося тогда безпредела фраза Солженицына:

«Когда мы подсчитываем миллионы погибших в лагерях, мы забываем умножить на два, на три…» [103] (Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛаг. ИНКОМ НВ. М., 1991. с. 307).

Ведь «свободные» граждане в стране победившего социализма содержались зачастую даже много хуже узников советских концентрационных лагерей смерти. Такова была программа физического уничтожения русского человека с лица планеты.

Но если кто-то сегодня по-прежнему считает, что вина во всем вышеизложенном лежит лишь на тех, кто якобы не пошел по стопам обожаемого ими Ильича, то сильно в том заблуждается. Вот каковы основные пункты ленинского завещания, лишь затем Троцкими-Сталиными в большой точности претворенного в жизнь:

«Есть очень интересная ленинская работа, — написанная вождем еще до Октябрьского переворота: “Сумеют ли большевики удержать власть”. Вот ее главные тезисы: “Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках полновластных Советов самым могучим средством учета и контроля”. Поясним: по Ленину, это и есть Социализм — “строжайший учет и контроль”. Но продолжим цитату: “Это средство контроля и принуждения (к труду) посильнее гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление. Нам этого мало! Нам надо не только запугать!.. Нам надо сломать и пассивное сопротивление! Нам надо заставить работать в новых организационно-государственных рамках. И мы имеем средство для этого!.. Это средство — хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность! Хлеб нужно взять!.. Распределив его правильно, мы будем господствовать!..”

Таковой была стратегия установления Социализма; и в ленинском понимании правильное распределение означало покорность — или голодную смерть. Социалисты, завоевавшие Россию, поставили цель: уничтожить крестьянство как средоточие русского народа, уничтожить производителей сельскохозяйственной продукции как экономически независимый слой населения. Не разорив крестьян было невозможно удержать в своих руках власть. Изначально это было ясно палачами России и принято ими как программа. Ленин провозгласил: “Необходим военный поход против деревенской буржуазии, срывающей хлебную монополию!”

Декрет о продовольственной диктатуре определил: “Вести и провести беспощадную и террористическую войну… Владельцы хлеба объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьме на срок не ниже десяти лет, конфискации всего имущества и изгнанию. Мобилизовать армию для систематических военных действий по завоеванию, сбору и свозу хлеба.

…Задачей является не только выкачивание хлеба, но и сбор в государственные запасы всех до конца всяких продовольственных продуктов вообще! Не добившись этого, нельзя обеспечить решительно никаких социалистических преобразований!” [94] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006. с. 506–507).

То есть исключительно методом шантажа и планировалось приведение в действие программы по конструированию застенка для русского человека. Эта программа и именуется — Социализм.

«Смертельными врагами революции Советская власть объявила крестьян, имевших “по одной коровке и по одной лошадке”… Борьба, жесточайшая борьба с крестьянством была начата коммунистами. По всей стране прошла волна крестьянских восстаний. Ответом были предельно жестокие меры, которые фактически можно рассматривать однозначно: тотальное разорение и уничтожение, война против русского крестьянства. Вот одно из типичных распоряжений Ленина: “20 августа 1918 года. Пенза. Губисполком. Минкину. Вы обнаруживаете мягкость при подавлении кулаков. Вы совершаете великое преступление против Революции. Ленин”» [94] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том III. «Август-Принт». М., 2006. с. 507).

Но и вторая волна коллективизации, что последователями дел Ленина была устроена к концу 30-х годов, при посредстве все тех же многих миллионов штыков, как и при посредстве все того же голода, обязана была продолжить политику большевиков на подавление воли русского человека:

«стране нужен хлеб; этот хлеб теперь у среднего крестьянина… Мы не можем за безценок взять хлеб у крестьянина, но… можем взять его у колхоза. Значит, надо немедленно объединить крестьян в колхозы, а по отношению к тем, кто сопротивляется, применить антикулацкие законы, для чего подвести зажиточных крестьян под категорию кулак…»

(Тихонов В.А., академик ВАСХНИЛ. Журнал “Дон”, № 1, 1987).

Кто-то скажет, что, мол, государство не отбирало, а покупало хлеб у русского крестьянина. Вот как оно его «покупало»:

«…платило государство колхозам за зерно 70 копеек за центнер… Молоко вообще сдавали безплатно…» [74] (Солоухин В., Збарский И. Под «крышей» мавзолея «Полина». Тверь 1998. с. 163).

А потому:

«Только с 1927 по 1936 год от голода умрет каждый пятый» [15] (Воробьевский Ю. Соболева Е. Пятый ангел вострубил. Издательский дом «Российский писатель». М., 2003. с. 146).

И если молоко просто отбирали, то за хлеб все же платили «деньги», то есть по 0,7 тогдашних копеек за килограмм!

Что на эти деньги можно было купить?!

Да ничего. То есть грабеж, производимый под угрозой 5,5 млн. штыков,  был полный. Но изъятие результатов труда русского человека теперь скрашивалось помпезностью фанфар сдачи зерна на заготовительные пункты.

Однако и со временем эта политика на уничтожение русской деревни ничуть не изменилась. Потому количество русских деревень тает буквально на глазах — люди стараются перебраться в города. Но и там им платят гроши, не желая оплачивать труд русского человека. И даже спустя десятилетия цифры разграбления страны коммунистами не могут не впечатлять:

«…в одну только Кубу СССР ежедневно вливал 20 миллионов долларов. Ежедневно! А сколько было ввалено в Индонезию, в Египет, в Конго, в Анголу, в Никарагуа, в Эфиопию, во Вьетнам, в Китай, в Южный Йемен, не говоря уже о странах Восточной Европы» [74] (Солоухин В., Збарский И. Под «крышей» мавзолея «Полина». Тверь 1998. с. 167).

То есть одна только еще Куба сжирала за нас более семи миллиардов долларов ежегодно! А ведь это лишь очень незначительная часть отобранных безвозвратно в пользу инородцев нашей кровью политых столь нам самим необходимых финансовых средств.

Однако же навязывание этим сателлитам марксистского лагеря отцами народов большевистского человеконенавистнического режима впрок не пошло. Все эти деньги были использованы на постройку тюрем и концлагерей. Экономика этих стран рухнула.

Однако же если в Эфиопии игра в социализм закономерно завершилась страшным голодом, а в Кампучии неслыханным геноцидом, то Китай, например, умудрился все же выкарабкаться и теперь уже вполне готов превратиться в мирового монстра, заменив отслужившего свои 70 лет глиняного голема — СССР.

Так какая же нация провела революцию в России?

«…в первом составе Совета Народных комиссаров соотношение евреев к неевреям 20:2, в Военном Комиссариате 34:9. Да и из этих девяти еще 8 латышей. В составе ЧК русских двое, а евреев 43, комиссаров в губерниях русских 1, а евреев 21. И так далее…

Конечно, вся эта правда об истории Октябрьской революции и советской власти, становясь достоянием широких масс коренного населения к совершителям и сотворителям всех по существу своему антинародных акций, начиная с убийства Царской Семьи, кончая семьюдесятью миллионами расстрелянных без суда и следствия, уморенных голодом или непосильным лагерным трудом» [74] (Солоухин В., Збарский И. Под «крышей» мавзолея «Полина». Тверь 1998. с. 174)

не должна оставаться в презрении и забытьи. И вовсе не потому, что следует иметь какие-то претензии к взявшей в нашей стране власть нации. Претензии, прежде всего, следует предъявлять к себе. Ведь не турки, не болгары и не поляки допустили в своей родной стране произойти ритуальному цареубийству. Именно за него мы и расплачиваемся и по сию пору.

Но вот многие так и не поняли — что же в те времена у нас такого случилось. За то и может произойти расплата (и уже происходит: мы теряем по 5 млн. чел. в год [писалось в 1998 г.]). И расплата, за наше безпамятство, просто обязана быть куда как много более кровавая, чем даже уже произошедшая.

Иные источники названную Солоухиным цифру увеличивают вдвое, доводя наши потери революционной и послереволюционной поры до 140 млн. человек. И вовсе не без на то оснований. Ведь если все же быть до конца точными, то уже полученную эту просто чудовищную цифру следует увеличить и еще вдвое. Потому как именно такого просто поистине колоссального количества населения, что обязано было соответствовать расчетам Менделеева, Россия не досчиталась уже к середине XX века. Здесь, судя по всему, следует учитывать и тех детей, которые либо вообще не родились, потому что их потенциальные родители полжизни провели в советских застенках, либо умерли в младенческом возрасте. Ведь такие дети вообще никакой статистикой учитываемы не были.

И эта случившаяся с нашей страной страшная трагедия не должна сегодня оставаться в забвении. Ведь если мы не извлечем ничего из полученного урока, то рискуем дважды наступить на одни и те же грабли.

«В 1917 году над Россией восходит пятиугольная звезда — эмблема всемирного масонства.

Власть перешла к самому злобному и разрушительному масонству — красному во главе с масонами высокого посвящения — Лениным, Троцким — и их приспешниками, масонами более низкого посвящения: Розенфельдом [Каменевым], Зиновьевым [Апфельбаумом], Парвусом, Радеком, Литвиновым [Валлахмакс] и т.д. [Свердловым [Гаухманам] — А.М.]…

Программа борьбы новых строителей сводится: к уничтожению Православной веры, искоренению национализма, главным образом “великорусского шовинизма”, разрушению быта русской православной семьи и всего духовного наследия наших великих предков» [141] (Иванов В.Ф. Русская интеллигенция и масонство от Петра Первого до наших дней. ФондИВ. М., 2008.142. Грачева Т.В. Когда власть не от Бога. Издательство «Зёрна-Слово». Рязань, 2010. с. 409).

Для этого, как посчитал красно-белый общий центр руководства русской революцией, все средства хороши. Потому, под видом ведения противоборствующими армиями военных действий, на страну опускается голод и холод. Мало того, начинается террор — уничтожение мирного населения — как с красной, так и с белой стороны:

«Чтобы со всей очевидностью понять относительную “незначительность” войны между Белой и Красной армиями в общей картине того времени, достаточно обратиться к цифрам человеческих потерь в этой войне. Благодаря недавнему рассекречиванию архивных материалов выяснено, что в 1918–1922 годах так или иначе погибли 939 755 красноармейцев и командиров (Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование М., 1993, с. 54). Что касается Белой армии, о ее потерях имеются только ориентировочные суждения; согласно одним из них, количество погибших было примерно то же, что и в Красной, согласно другим — значительно меньшее» [90] (Кожинов В. Правда сталинских репрессий. ООО «Алгоритм-Книга». М., 2006. с. 64). 

Чтобы выяснить всю чудовищность пришедшего к нам масонского режима:

«Обратимся к безстрастным цифрам, к статистике. В 1923 году — всего за пять послереволюционных лет — в России исчезло 29,5 миллионов человек. Это означает, что жертвой “Великой Октябрьской Социалистической революции” стал каждый пятый из населявших нашу страну» [92] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том I. «Август-Принт». М., 2006. с. 93).

Но имеются и более страшные о тех годах сведения:

«Сегодня общее число жертв первых пяти лет после революции оценивается в 37 миллионов человек…» [142] (Грачева Т.В. Когда власть не от Бога. Издательство «Зёрна-Слово». Рязань, 2010. с. 239).

Так что убит в Советской России большевиками, при деятельной поддержке меньшевиков, правых и левых эсеров, эсдеков, анархистов и иных темных сил «русской» революции, как выясняется — масонских сил, каждый четвертый житель нашей страны. Причем исключая: Среднюю Азию и Прибалтику, Западнорусские земли и Закавказье. Так что цифра эта и еще более ужасающая, чем видится нам в свете принадлежности всех потерь ко всем землям той дореволюционной России, включающей некогда еще и часть Польши, а также Финляндию.

Но, может быть, кто-то серьезно все же ошибается в произведенных им исчислениях?

К сожалению, нет: более чем достоверные факты подтверждают все произведенные на эту тему расчеты более чем непредвзято. Ведь:

«Даже по официальной статистике, к концу 1922 года в стране было 7 миллионов (!) безпризорных — то есть лишившихся обоих родителей детей… (Малая советская энциклопедия. М., 1929, т. 1, с. 703)» [90] (Кожинов В. Правда сталинских репрессий. ООО «Алгоритм-Книга». М., 2006. с. 64). 

То есть детей, подавляющая часть которых до своего исчисления в 1922 году просто не дожила. Причем сюда же следует еще добавить и никем не зафиксированных новорожденных детей, умерших сразу после своего появления на этот страшный свет, в тот момент оказавшийся под железной пятой захватившего в стране власть масонства.

Но и в дальнейшем в стране этого в устах марксистов «победившего пролетариата» многим лучше не стало:

«Следующий период: с 1923-го по 1927 год — это уже не гражданская война, более-менее мирное время. За считанные годы страна потеряла 10,7 миллионов своих граждан. Пойдем далее: 1929–1933 гг. убыль населения — 18,4 миллионов. Наконец, пятилетие 1934–1938 гг. потери 9,6 миллионов.

Эти сведения содержатся в безпристрастных и абсолютно чуждых идеологии трудах ученых-демографов Института социально-экономических исследований Госкомстата России: Андреева, Дарского и Харьковой (Население Советского Союза. 1922–1991. М., 1993) [92] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том I. «Август-Принт». М., 2006. с. 93–94).

Так что:

«…с октября 1917 года вплоть до 22 июня 1941-го в истории России не было ни одного года без чудовищных людских потерь…

 Что это, если не война, цель которой — уничтожение России и ее народа?» [92] (Ставров Н. Вторая мировая. Великая Отечественная. Том I. «Август-Принт». М., 2006. с. 94).

Но эти страшные цифры еще не все ужасы тогда совершавшегося собою отображают. Ведь сюда же следует прибавить и десятки миллионов умерших маленьких детей. Ведь это только сейчас аборты стали вполне узаконенным средством по убийству детей в утробе матери. В те времена такие «новшества» могли себе позволить лишь единицы, да и то, преимущественно лишь в идущем в моду со временем городе. Но ведь страна на 80% была крестьянской, а там убийство детей в утробе не приветствовалось никогда. И если в последние дореволюционные годы население страны увеличивалось, несмотря на естественную убыль стариков и больных, на 6 млн. человек в год, то за рассматриваемый период в два десятка лет, из которых на некую такую «войну» приходится лишь три года, оно должно было увеличиться вдвое.

Но оно-то ведь, что самое здесь страшное, — осталось на месте!

То есть вместе с детьми эта цифра наших людских потерь должна быть увеличена и еще в несколько раз! Вот какие страшные потери понесла Есенинская крестьянская Россия в этой необъявленной войне, ведущейся против нее тайной сектой.  

А вот как распределяется доля потерь мирного населения России, истребляемого большевицкими палачами после их прихода к власти:

«Доля “исчезнувших” в 1918–1922 годах — 19,9%, в 1923–1927 годах — 7,7%, в 1929–1933 годах — 11,9%, в 1934–1938 годах — всего лишь 6,1% — меньше, чем в “мирных” 1923–1927 годах!» [90] (Кожинов В. Правда сталинских репрессий. ООО «Алгоритм-Книга». М., 2006. с. 109).

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх