В странах западной демократии крупных политиков мало заботит содержание романов и поэм. У президентов США и Франции нет проблем со своими писателями, даже если они имеют мировую известность и резко критикуют американское или французское общество. Но в авторитарной России были другие традиции. Александр Радищев был сослан в Сибирь за книгу "Путешествие из Петербурга в Москву".
Александр Герцен был трудной проблемой для Александра II. Александр III и Николай II всерьез помышляли о заточении в монастырь Льва Толстого, который также писал царям пространные письма об "обустройстве России". Для Ленина и Сталина проблемой оказался Максим Горький, которого они всячески обхаживали.
Александр Исаевич Солженицын, лауреат Нобелевской премии по литературе, с презрением писавший о перерождении Горького, не раз говорил еще до возвращения в Россию, что он не собирается хвалить Ельцина ни в глаза, ни за глаза...
В 1989 -1990 годах Александр Солженицын несколько раз весьма неодобрительно отозвался о Михаиле Горбачеве, но ничего не говорил о Борисе Ельцине. Документы демократической оппозиции, которые доходили до американского штата Вермонт, где жил и работал Солженицын, вызывали у него большие сомнения. Писатель уже десять лет работал над художественным отображением Февральской революции 1917 года, которую он считал главной российской катастрофой ХХ века, и он очень опасался повторения Февраля в политической истории России. Солженицын явно не жаловал либералов как в России, так и на Западе, полагая, что следование либеральным идеям - это путь самоослабления и капитуляции перед коммунизмом.
События 19-21 августа 1991 года вызвали у Солженицына большие надежды. В письме к С. Говорухину он писал: "Поздравляю с великой Преображенской революцией!" 30 августа 1991 года Солженицын отправил письмо и Президенту России Борису Ельцину, в котором, в частности, писал: "Горжусь, что русские люди нашли в себе силу отбросить самый вцепчивый и долголетний тоталитарный режим на Земле. Только теперь, а не шесть лет назад начинается подлинное освобождение и нашего народа и, по быстрому раскату, - окраинных республик".
Но Солженицын настоятельно советовал Ельцину добиваться права на пересмотр границ с некоторыми из отделяющихся республик. Россия не должна отдавать Украине не только Крым, но и обширный юг нынешней УССР (Новороссию), а также многие места левобережья Днепра, "которые никогда не относились к исторической Украине". Также несправедливо, по мнению Солженицына, была отдана большевиками Казахстану Южная Сибирь, а также уральские казачьи земли. "И еще срочное, Борис Николаевич! Крайне опасно сейчас поспешно принять для России какой-либо не вполне проясненный экономический проект, который в обмен на соблазнительно быстрые внешние субсидии потребует строгого подчинения программе давателей, лишив нас самостоятельности экономических решений, а затем и скует многолетними неисчислимыми долгами".
Ельцин ответил Солженицыну, поблагодарив за внимание, но не затрагивая сути поднятых писателем вопросов. Эта переписка была опубликована только много лет спустя.
В сентябре 1991 года по предложению Ельцина Генеральная прокуратура СССР сняла все прежние обвинения с Солженицына, устранив тем самым юридические препятствия к его возвращению на Родину. Солженицын ответил в специальном заявлении для прессы, что он обязательно вернется в Россию. "Но прежде я должен, - говорилось в заявлении, - окончить на месте мои ранее начатые произведения. По возвращении в Россию сразу обступят другие заботы, которые я и буду делить со всеми".
Заочное знакомство и телефонный разговор Ельцина и Солженицына состоялись в 1992 году во время первого официального визита Президента России в США. Сам Ельцин рассказал об этом через несколько месяцев - 16 июля 1992 года на встрече с группой главных редакторов в Кремле. В эти дни Ельцин перед визитом в Японию мучительно раздумывал о проблеме Курильских островов.
Вячеслав Костиков записал тогда слова Ельцина: "Мне предстоит визит в середине сентября. Я уж сам измучился и всех, кто к этому имеет отношение, измучил. Самые умные головы думают. Что мне - сорвать визит, просто приехать и ничего не сказать, никакого шага ни туда ни сюда. Идти на отдачу этих островов тоже нельзя... Интересная позиция у Солженицына. Я, когда прилетел с официальным визитом в США, уже поздно вечером, первое мое действие - позвонить Солженицыну. Состоялся очень хороший разговор, минут 30-40. По многим проблемам говорили с ним. И вот Курилы. Я, говорит он,
изучил всю историю, начиная с XII века. Не наши эти острова. Отдайте. Но дорого!"
Ельцин, однако, не согласился с Солженицыным и в конце концов отказался от визита.
Солженицын сообщил своим читателям об этом разговоре с Ельциным еще позже - лишь в 1998 году. По свидетельству писателя, он просил Президента России не преувеличивать в России угрозы фашизма и национализма, а также предложил свой план отделения Чечни от России и левобережья Терека от Чечни с одновременной высылкой криминальных чеченцев из России. Но Ельцин, как известно, и в этом вопросе не согласился с Солженицыным.
Весной 1993 года посол России в США Владимир Лукин обратился к Солженицыну с письмом, попросив писателя дать оценку "сегодняшних российских дней". В это время расширялась и обострялась конфронтация между Президентом Ельциным и съездом народных депутатов России, и поддержка Солженицына казалась важной для команды Президента. В ответном письме Александра Исаевича говорилось: "За последние четырнадцать месяцев народ и вовсе повергнут в нищету и в отчаяние. В такой момент особенно опасно пойти на лихие политические повороты. И прежде всего - утерять курс на полномочную власть Президента, избранного всенародно, стоящего вне партий и выше их. Российская Федерация при ее размерах и многообразии не может существовать без сильной президентской власти. Депутаты не смеют швырять народную судьбу в игралище корыстных голосований. Как Президент с министрами не должны пренебречь уже годичным стоном народа, что реформа ведется не так".
Именно такого ответа и ждал Лукин. Противостояние Президента и съезда привело, как известно, к кровавой развязке в октябре 1993 года. Но и в эти дни не только Мстислав Ростропович, но и Солженицын поддержал Ельцина, оправдывая как меньшее зло даже расстрел российского парламента из танковых пушек. "Нынешнее столкновение властей, - говорил Солженицын в своем интервью 21 октября 1993 года, - совершенно неизбежный и закономерный этап в нашем мучительном и долголетнем пути освобождения от коммунизма". Солженицын критиковал не самого Ельцина, а команду, которую он выбрал, "чтобы делать реформу". Эта команда "заворожена диктатом Международного валютного фонда и не мешает громадному разграбу национального достояния. Дремлет и бездействует также судебная власть".
Осенью 1993 года Солженицын прервал работу над эпопеей "Красное колесо" и начал готовиться к возвращению в Россию. Переговоры на этот счет вела жена писателя, которая несколько раз приезжала в Москву, не отказываясь и от коротких интервью. Речь шла не только о возвращении отобранной у семьи Солженицына московской квартиры, но и о покупке удобного дома где-нибудь на окраинах Москвы - такой дом был найден в громадном хозяйстве Управления делами Президента РФ. В декабре 1993 года Борис Ельцин позвонил в США Солженицыну, чтобы поздравить его с 75-летием. Солженицын в специальном письме к Ельцину не только поблагодарил его за поздравления, но и предложил свою помощь и поддержку в борьбе с коррупцией и "безнаказанностью криминальных шаек", а также со всем кольцом бед и язв, одолевающим российское общество, включая и злонамеренную приватизацию. Но это письмо Солженицына не было опубликовано в российской печати. Неудивительно, что Солженицын испытывал и некоторую тревогу. Он говорил в своих интервью западным газетам, что предвидит многие трудности для своей общественной деятельности в России, в том числе и со стороны властей, для которых он вряд ли будет желанным гостем. Тем не менее его решение неизменно.
Весной 1994 года скорое возвращение писателя в Россию уже не было секретом и для российской общественности, хотя почти никто не знал ни деталей, ни конкретных сроков этого важного для многих события. Некоторые из политических наблюдателей задавались вопросом: как сложатся отношения между самым знаменитым русским писателем, не раз говорившим, что "его пером водит Бог", и Президентом России Ельциным, который нередко называл себя "хозяином" России? Этот вопрос беспокоил и самого Ельцина. Известно, что он звонил весной 1994 года в Вермонт Солженицыну, однако содержание их разговора не стало предметом гласности.
В странах западной демократии крупных политиков мало заботит содержание романов и поэм. У президентов США и Франции нет проблем со своими писателями, даже если они имеют мировую известность и резко критикуют американское или французское общество. Но в авторитарной России были другие традиции. Александр Радищев был сослан в Сибирь за книгу "Путешествие из Петербурга в Москву". "Он бунтовщик хуже Пугачева", - сказала императрица Екатерина Вторая, повелев заковать писателя в кандалы. Отношения между Пушкиным и Николаем I стали предметом не только разного рода очерков, но и популярного в конце 20-х годов фильма "Поэт и царь". Александр Герцен был трудной проблемой для Александра II. Александр III и Николай II всерьез помышляли о заточении в монастырь Льва Толстого, который также писал царям пространные письма об "обустройстве России". Для Ленина и Сталина проблемой был Максим Горький, которого они всячески обхаживали. Сам Солженицын, с презрением писавший о перерождении Горького, не раз говорил еще до возвращения в Россию, что он не собирается хвалить Ельцина ни в глаза, ни за глаза.
Борис Ельцин был оповещен заранее о приезде Солженицына в Россию, а также о маршруте его предстоящей двухмесячной поездки через всю страну - с востока на запад. На митинге в центре Владивостока по случаю приезда писателя была зачитана приветственная телеграмма Ельцина Солженицыну. "У Президента глубокий интерес к личности и воззрениям Солженицына, - заметил на одной из пресс-конференций В. Костиков,- это отношение определяется масштабом личности писателя, его талантом, его подвижнической судьбой". Уже в июне 1994 года было объявлено, что между писателем и Президентом состоится встреча в Москве.
ВО ВСЕХ публичных выступлениях по дороге в Москву Солженицын не раз осуждал "реформы Гайдара и Чубайса", но избегал критических высказываний в адрес Ельцина. И тем не менее в их отношениях начало уже тогда возникать некое внутреннее напряжение, так как они занимали очень разные политические и нравственные позиции. В книге "Записки Президента", подписанной в печать еще в марте 1994 года, Ельцин писал с плохо скрываемым раздражением: "В интервью телекомпании "Останкино" Александр Солженицын задал вопрос интервьюеру, зрителям, всему народу, Президенту: "Вы свою мать будете лечить шоковой терапией? Мать - Россия. Мы - ее дети. Лечить мать шоковой терапией действительно жестоко. Не по-сыновьи. Да, в каком-то смысле Россия - мать. Но в то же время Россия - это мы сами. Мы ее плоть и кровь, ее люди. Я себя шоковой терапией лечить буду и лечил не раз. Только так - на слом, на разрыв - порой человек продвигается вперед, вообще выживает". Логики в этом рассуждении нет или есть весьма странная логика, по которой все, что может быть хорошим для Ельцина, хорошо и для народа России.
В сентябре 1994 года на вопрос социологов: "Кто из перечисленных ниже политиков и общественных деятелей выражает ваше мнение и вашу позицию по основным вопросам жизни России?" - граждане страны чаще всего называли Григория Явлинского. На второе место в этом списке вышел Солженицын, опередив Ельцина, Зюганова, Жириновского и Черномырдина. В этом же году было много разговоров о необходимости досрочных президентских выборов. Назывались и разные кандидаты, в том числе и Солженицын. "Именно ему и только ему, - заявлял писатель и литературный критик Игорь Виноградов, - я сегодня готов был бы отдать свой голос на любых президентских выборах, если бы он только согласился послужить России на этом поприще". Такое же предложение высказывала и известная общественная деятельница Галина Старовойтова, подчеркнув, что только "Солженицын своим чутьем может помочь определить будущее страны, сформировав патриотическую русскую идею в нешовинистических словах и выражениях". Своим кандидатом в Президенты России называли Солженицына и многие мелкие объединения вроде "Союза беспартийных граждан" в г. Саратове. В редакционной статье газеты "Аргументы и факты" в августе 1994 года можно было прочесть: "Сейчас можно вполне спрогнозировать борьбу за симпатии россиян двух лидеров: Президента, избранного народом, и всемирно известного писателя, взявшего на себя роль заступника всех сирых и обездоленных. Борису Ельцину будет очень неудобен Солженицын. Ведь Президент не может вторить писателю и сетовать на то, что народ плохо живет. Ему либо нужно доказывать противоположное, либо менять политику. Но менять ее невозможно - у государства нет денег, чтобы жить по Солженицыну. А у Солженицына, в отличие от Правительства, никто денег не требует. Солженицыну не надо ни перед кем заискивать, ему ведь некого бояться, авторитет у него планетарного масштаба. Начальников над ним нет и не будет. Он гражданин Земли, к его слову прислушиваются и "там" и "здесь". Маловероятно, что Александр Исаевич захочет побороться за пост Президента. Восьмой десяток - не шутка. Но место российского всесильного Дэн Сяопина или, если угодно, аятоллы Хомейни - ему гарантировано."
Газета, как мы видим, "гарантировала" Солженицыну даже более высокое положение, чем пост Президента, - положение неоспоримого духовного лидера страны, - ибо именно таким было положение Хомейни в Иране и Дэн Сяопина в Китае.
Не слишком удачные выступления Солженицына на телевидении, которые начались с конца августа и проходили еженедельно по вечерам на ОРТ, а также мало кого задевшее выступление писателя в Государственной Думе существенно ослабили авторитет Солженицына. Не встретила сочувственного отклика и опубликованная им программная идеологическая работа "Русский вопрос к концу XX века", которую мы смогли прочесть в конце лета 1994 года. Русский национализм и без того не являлся сколько-нибудь влиятельной идеологической концепцией в российском обществе. В Российской Федерации имелось больше десятка националистических партий и групп, но ни одна из них не была представлена отдельной фракцией в Государственной Думе, и все они придерживались разных версий "Русской идеи" и "Русского пути". Однако предложенная Солженицыным концепция истории России не встретила поддержки даже среди писателей и политиков русского направления, - она была слишком тенденциозной и радикальной. Вся российская история - от Петра Первого до наших дней - представлялась Солженицыну скопищем ошибок и упущенных возможностей. Главную критику писатель направлял не только против Ленина, но и против Петра Первого и Екатерины Второй, а среди генералов Великой Отечественной войны он особо выделил лишь генерала Власова, перешедшего на сторону фашистской Германии, а также тех солдат и командиров, которые пошли "против Сталина". Эта позиция имела своих сторонников среди части российской и украинской эмиграции, но она была совершенно неприемлема для основной массы российского населения. Как раз в конце осени 1994 года, когда даже поклонники Солженицына испытывали чувства недоумения и разочарования, он получил приглашение в Кремль.
Встреча и беседа Солженицына и Ельцина состоялась 16 ноября 1994 года и продолжалась необычно долго - более четырех часов. В этот же день с утра Ельцин встретился и с Патриархом Московским и всея Руси Алексием II, который явно не благоволил к Солженицыну, позволявшему себе резкую критику высшей церковной иерархии как людей слабых и мало пекущихся о нуждах простого народа. Официальное сообщение о беседе Президента и писателя было очень скупым. Сообщалось только, что их беседа затронула "самые масштабные и острые проблемы жизни России и российского общества", а также "пути возрождения народной нравственности и народного самосознания". Отмечалось, что беседа была глубоко личной, и на ней не было других участников, а тем более журналистов, и что Борис Ельцин остался доволен "как тональностью, так и содержанием разговора, который позволил выявить широкое поле взаимного понимания и взаимодействия".
Сам Солженицын нигде не комментировал свою встречу с Ельциным, но жена писателя отмечала в одном из интервью, что беседа писателя и Президента была взаимно уважительной и Ельцин внимательно выслушал соображения и вопросы Солженицына.
Лишь через несколько лет некоторые из подробностей этой встречи изложил в своей книге пресс-секретарь Президента Вячеслав Костиков. "Помню, - писал он, - как серьезно Президент готовился к встрече с вернувшимся в Россию писателем. Мы сделали для него несколько записок по этому поводу. Борис Николаевич явно нервничал, видимо, не совсем понимая, "как себя поставить". К этому времени у него уже окрепла привычка вести разговор в тональности - "как Президент, я..." Но в данном случае так явно не годилось, и он чувствовал это. Его пытались настроить на вельможный лад. Ему говорили: "Ну что Солженицын? Не классик же, не Лев Толстой. К тому же всем уже надоел. Ну пострадал от тоталитаризма, да, разбирается в истории. Да таких у нас тысячи! А вы, Борис Николаевич, - один." Но Ельцин избрал другой тон. Разговор прошел просто, очень откровенно, без сглаживания политических разночтений. Они проговорили четыре часа и даже выпили вместе водки."
В 1995 году какие-либо новые встречи Ельцина с Солженицыным стали невозможны, так как писатель подверг резкой критике начавшуюся в декабре 1994 года военную операцию в Чечне. "Открытие военных действий в Чечне, - публично заявил Солженицын, - это тяжелая политическая ошибка. В любом случае - и при успехе военных действий, и при неудаче - это принесет нам политический ущерб - и в отношениях с Кавказом, и с мусульманским миром вообще. Надо добавить к этому еще и наглядную военную бездарность. Ужасно, что эти военные действия были начаты. Этого нельзя было делать ни в коем случае".
Но Солженицын и теперь ничего не говорил о Ельцине, но лишь о "промахах Правительства и президентской команды". К тому же он повторил свой план отделения Чечни от России, но без левобережья Терека и "объявления всех чеченов на российской земле иностранцами", которые должны либо получить визу и объяснить свою пользу России, либо покинуть нашу страну. Солженицын предложил также отозвать все российские войска из Таджикистана и изменить привилегированное положение, которое якобы имеют в России татары, якуты, башкиры, карелы и многие другие национальные меньшинства. "Россия никогда не была Федерацией, - заявил Солженицын, - все это искусственное ленинское изобретение." Все эти предложения были поверхностны и неприемлемы для современного Российского государства, которое не является государством одного лишь русского народа и в котором национальная и государственная идеи не совпадают, но дополняют друг друга.
В 1995 году Россия вступила в очередной цикл выборов, и разговоры о выдвижении Солженицына на пост Президента возобновились, хотя и не так активно. Группа молодых политиков из разных партий призывала в самом начале года в своем Открытом письме: "Александр Исаевич! Помогите нам еще раз! Силам возрождения России нужен Ваш авторитет. То, чего Вы достигли в жизни, не достичь ни одному президенту. Ради России нашей, ради нас и наших детей Вы должны подумать о возможном согласии быть избранным на высшую должность в государстве."
В 1996 году, уже после начала избирательной кампании по выборам Президента, призыв к писателю - выдвинуть и его кандидатуру - обнародовал в нескольких газетах известный правозащитник Лев Тимофеев. Солженицын, как и следовало ожидать, не принял этих предложений и не стал их комментировать. На протяжении всей избирательной кампании он не критиковал Ельцина, но и не высказывался в его пользу. Перед вторым туром Солженицын не слишком внятно призвал все же избирателей голосовать сразу против двух кандидатов. Он продолжал критиковать многие аспекты внешней и внутренней политики России, но ни разу не высказался лично о Ельцине. В интервью газете "Аргументы и факты" на прямой вопрос: "Как вы оцениваете действия Президента Ельцина?" писатель ответил: "Я знаю, что истинную оценку политическим деятелям можно дать только тогда, когда обнаружатся все скрытые от глаз обстоятельства. Лишь через полвека я добрался до истинной сути и психологии деятелей 1917 года - и написал эпопею "Красное колесо". Я думаю: пройдет время, и другой русский писатель, хорошо ознакомясь со всеми тайнами десятилетия 1985-1995 годов, напишет о нем другую эпопею - "Желтое колесо".
Это интервью было богато и другими намеками, ибо не одни лишь специалисты по геральдике знают, что в политике каждый цвет имеет и символическое значение: белый и красный, черный и коричневый, зеленый и желтый... Но Солженицын в любом случае мог сказать, что его неправильно поняли. Почему мы должны откладывать на 50 лет свои оценки политикам? Без оценок и суждений современников никакой будущий историк или писатель не сможет понять и описать "дела давно минувших дней". Борис Ельцин, впрочем, не слишком высоко оценил молчание писателя и его уклончивые ответы. Всеми было замечено, что на торжественную процедуру инаугурации Президента России 9 августа 1996 года не были приглашены два живущих в России лауреата Нобелевской премии - Михаил Горбачев и Александр Солженицын.
Осенью 1996 года и почти весь 1997 год Борис Ельцин был болен и не слишком активно участвовал в государственных делах. Были свои недуги и у Солженицына, который значительно сократил масштабы своей общественной деятельности. В 1998 году Солженицын опубликовал небольшим тиражом книгу "Россия в обвале" - последнюю, как он сказал, работу подобного типа. В книге дана очень мрачная картина крушения и развала Российского государства, общества, национальной жизни, экономики. Здесь есть много упреков в адрес Запада и самого русского народа. Но Солженицын и тут воздержался от упреков в адрес Ельцина. В самом конце года Борис Ельцин подписал Указ о награждении Александра Солженицына в связи с его 80-летием орденом Святого апостола Андрея Первозванного - высшим орденом Российской Федерации, которым до сих пор в России и СНГ были награждены всего четыре человека. Этот орден был учрежден еще Петром Первым и имел очень высокий статус - за 200 лет до 1917 года в Российской империи его вручили менее чем тысяче человек. Упраздненный при Советской власти орден Святого апостола Андрея Первозванного с выложенным на нем бриллиантами девизом "За веру и верность" был восстановлен Указом Бориса Ельцина. Однако на чествовании писателя в Театре драмы на Таганке после спектакля "Шарашка" по роману Солженицына "В круге первом" Солженицын заявил о своем отказе принять этот орден из рук "этой власти" и при нынешнем бедственном положении России. Но тут же сделал спасительную для имиджа Президента Ельцина оговорку: "Может быть, может быть, через много лет дети мои примут эту награду". Орден, таким образом, оставался все же за Солженицыным, и именно так комментировали этот эпизод многие газеты.
В 1999 году А. Солженицын очень мало появлялся на разного рода публичных мероприятиях, говорили, что он нездоров.
Однако весной 2000 года Александр Исаевич прервал долгое молчание. Только в первой половине мая он дал два больших телевизионных интервью на НТВ, а затем при большом стечении публики и корреспондентов встретился с читателями и работниками Российской государственной библиотеки. И само выступление Солженицына, и его подробные ответы на устные и письменные вопросы были очень интересными и нашли горячий отклик среди слушавших. При этом все отметили, что Солженицын впервые за 10 лет дал свою характеристику Борису Ельцину, который уже не является Президентом России. "Мы беспечно притворяемся, - сказал Солженицын в интервью НТВ, - будто у нас в России все дела идут в общем-то нормально, терпимо. Нет! В результате ельцинской эры разгромлены все основные направления нашей государственной, народно-хозяйственной, культурной и нравственной жизни. Ничего не осталось такого, что не было бы разгромлено или разворовано. Вот среди этих руин мы сегодня живем и ищем выхода. Мы бросили 25 миллионов наших соотечественников в странах СНГ, вернее, бросили их не мы, а Президент Ельцин, бросил как собак, без всякой защиты их прав, без всякой заботы об их нуждах, без попытки помочь им переселиться к нам. Ельцин предпочитал обниматься и целоваться с диктаторами и вручать им награды российские".
Еще более сурово отозвался Солженицын о Ельцине на встрече с читателями Российской библиотеки. "Снятие с Ельцина ответственности, - сказал писатель, - я считаю позорным. И Ельцин, и еще сотня-другая с ним должны отвечать перед судом!"
Рой МЕДВЕДЕВ
Свежие комментарии