Зачем Сталину были нужны колхозы? (Часть II)

 

Землей-кормилицей крестьянин по-прежнему лишь пользовался, а не владел ею, как он рассуждал по наивности. Вся пахотная земля с 1919 года была государственной, а по существу — коллективной собственностью большевистской партии.(Продолжение.

Начало см. здесь.)

НЭП был передышкой короткой и временной — всего три-четыре года вопреки формальным датам в исторических учебниках — но: безусловно счастливой и благодатной. Не только для деревни, но и для всей страны, измученной ленинским «военным коммунизмом». Люди наелись и оделись. Ожили, если говорить по-человечески. Приподнялись. Стали зарабатывать и копить.

В 1923 году более четырех пятых всей розничной торговли в СССР уже держали частники. Один из героев Андрея Платонова возвращается домой и ему кажется, что его родной город в руках белых:

«На вокзале был буфет, в котором без очереди и карточек продавали серые булки. Около вокзала… висела серая вывеска с отекшими от недоброкачественной краски буквами. На вывеске кратко и кустарно написано: “Продажа всего всем гражданам”. Довоенный хлеб, довоенная рыба, свежее мясо, собственные соления».

Посевные площади возросли с 77,7 млн. га (на 1922) до 110,3 млн. га (на 1926). Валовой сбор хлебов, хотя и не достиг российского предвоенного уровня, все-таки увеличился: с 562,7 млн. центнеров (на 1922) до 783,4 млн. (на 1926). В 1924–1926 годах количество лошадей выросло с 25,7 млн. до 29,2 млн. голов, крупного рогатого скота — с 59 млн.

до 65,5 млн. голов. Советский город увидел забытые сливки, сметану, масло, молоко… Деньги обрели вес и ценность.

Трактирная Москва играла на бегах, пела «Бублики», советские дипкурьеры носили фраки и заключали международные договоры. Новый советский червонец стоил почти 5 долларов. Бухарин — от чистого сердца и большой глупости — взывал к хлеборобам: «Обогащайтесь!» Вместе с кулаком он мечтал «врасти» в социализм.

В 1925 году штабеля трупов из мертвецов казались обывателю дурным сном.

Органы ВЧК сменили вывеску и стали называться ОГПУ. Репрессии не исчезли, но с красным террором ситуацию было не сравнить. Заработали рынки, рестораны, трактиры, кафе, частные издательства и клиники… «Крашено — рыжим цветом, а не красным, — время», — писал поэт.

Узкая колея стала неожиданно широкой и даже у многих современников возникло ощущение выхода из тупика, причем не только на родине, но и в эмиграции — откуда и пошли сменовеховские метастазы.

Не нефть, не золото и не драка большевистских вождей за ленинский кафтан определяли судьбу страны. Кто там кого поколотит — Сталин с Зиновьевым и Каменевым Троцкого или Бухарин со Сталиным Зиновьева и Каменева — в широкой массе это никого не интересовало. Деревня жила по себе... Судьбу страны решало продовольствие, а точнее — крестьянин, выбрасывавший его сотнями пудов на рынок, богатевший и копивший ресурсы сельский производитель.

Но землей-кормилицей крестьянин по-прежнему лишь пользовался, а не владел ею, как он рассуждал по наивности. Вся пахотная земля с 1919 года была государственной, а по существу — коллективной собственностью большевистской партии. Пока ею партия давала хлеборобам попользоваться. «Крестьянин — мелкий хозяйчик, по природе своей склонен к свободной торговле, а мы считаем это дело преступлением», — этих ленинских слов партия никогда не забывала, равно как и не забывала, что ленинское государство существует во враждебном ему капиталистическом окружении. Следовательно, единственный способ сохранить партию и советскую власть заключался в том, чтобы в краткосрочной исторической перспективе ликвидировать это самое окружение вместе со всеми капиталистами.

Союз советских социалистических республик был уникальным государством, сколоченным на российских развалинах после завоевания России большевиками. Уникальность СССР заключалась уже в его названии: в нем отсутствовало указание наконкретное пространство — ни нации, ни этноса, ни племен, ни территории, ни географических границ в названии не упоминалось. Эсэсэром мог стать союз Чехословакии и Польши, Германии и Франции, Боливии и Чили — то есть весь мир. О том же гласила Конституция Союза ССР 1924 года, подчеркивавшая, что новое союзное государство «послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

Проблема заключалась в том, что вопреки всем марксистским теориям «пролетарская революция», как большевики назвали свой однопартийный переворот, победила в крестьянской стране. По всесоюзной переписи 1926 года доля горожан в населении страны составила менее одной пятой. В светлое будущее с созданием «земшарной» республики деревня частников не торопилась: в 1928 году в СССР насчитывалось 24,9 млн. крестьянских дворов, из которых 24,5 млн. вели единоличное хозяйство и лишь 416 тыс. (1,7 %) были коллективизированы.

Нэп позволил большевикам сохранить монополию на политическую власть. Делиться этой властью ленинцы ни с кем не собирались. В соответствии с резолюцией XII съезда РКП(б), состоявшегося в 1923 году, в Советском Союзе осуществлялась «диктатура рабочего класса», которая не могла «быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, то есть компартии». Однакохребтом, сердцевиной, организующей силой партии был ее управленческий аппарат, получивший название номенклатуры —новый привилегированный класс, выросший из организации профессиональных революционеров, созданной Лениным в начале ХХ века.

Аппарат состоял из освобожденных партработников, получавших за свою работу в партии зарплату, спецпайки, имевших право носить оружие и доступ к разным благам. К ним относились секретари парторганизаций, инструктора, члены парткомов и другие ответственные товарищи. В августе 1922 года численность освобожденных номенклатурных работников оценивалась в 15 325 человек, в 1925 году — в 25 тыс., в 1939 году — почти в 200 тыс.

И до тех пор пока нэп гарантировал устойчивость диктатуры и монополию на власть, Сталин послушно плелся за Бухариным. «Главное теперь вовсе не в том, чтобы разжечь классовую борьбу в деревне, — заявлял Сталин весной 1925 года на московском партактиве. — Главное теперь состоит в том, чтобы сомкнуться с основной массой крестьянства, поднять ее материальный и культурный уровень, и двинуться с этой массой по пути к социализму». Но уже в следующем году «роман» большевиков с деревней закончился: нэп стал задыхаться по вполне объективным причинам — сельский производитель стал слишком самостоятельным и самодосточным, чтобы коммунисты почувствовали угрозу для сохранения своей власти — а следовательно, и жизни.

(Продолжение следует.)