Ранее: часть первая
Дальнейшие события происходили быстро. После потери Таммерфорса и Гельсингфорса красные оказались перед лицом стремительно надвигающегося разгрома. От Свартхольма немцы двинулись на север, к Лахти, и быстро заняли город, соединившись с финскими правительственными войсками. Все красные части западнее Лахти попадали в огромный мешок. Почти сразу же возник новый фронт окружения на железной дороге между Гельсингфорсом и Таммерфорсом. Этот успех белых резко снижал даже возможность для красных пробить заслон. Красные еще располагали довольно многочисленным войском: в районе железной дороги для последнего броска собирались остатки всей Красной армии западной Финляндии, до 25 тысяч штыков. Красные силы восточнее не оказывали товарищам никакой помощи: там уже решили, что все потеряно, а командование разбежалось. 2 мая остатки красных в центральной части советской Финляндии сдались в Котке. Организованное сопротивление белым оказывал теперь только юго-восточный район с Выборгом. В отличие от западных и центральных районов, здесь действовали части РККА из Петрограда. Потому красные завладели поселком Рауту (нынешнее Сосново Ленинградской области). Рауту имело значение и как пункт неподалеку от Петрограда, и как железнодорожная станция для связи между большевиками в России и советской Финляндией. Село находится значительно восточнее Выборга, и захват Рауту белыми означал быстрое и полное пресекание коммуникаций между красными в России и Финляндии. Поэтому Маннергейм не пожалел сил для взятия этого небольшого и, казалось бы, незначительного населенного пункта.
Белые финны захватили Рауту лишь после полуторамесячных боев, причем егерские части вторглись на территорию России и обошли красных через границу. Финны устроили избиение: погибли около 900 красных — и русских, и финнов, включая членов ВЦИК. В Петрограде известие о побоище вызвало нервную реакцию. Гельсингфорс находился где-то далеко, а вот от Рауту до Петрограда — меньше ста километров.
Карта войны в Финляндии
В Петрограде аврально сформировали многочисленный, но не слишком хорошо организованный отряд, который выдвинулся на север и некоторое время с переменным успехом вел бои против финнов, не покрыл себя славой и отошел. Отодвинуть границу наспех сколоченному подразделению во главе со случайным человеком (бывший унтер-офицер Еремеев, профессиональный революционер, ранее никогда не воевал) не удалось.
Маннергейм же продолжил энергично уничтожать остатки советской Финляндии. Свежеиспеченный генерал кавалерии уделял сравнительно мало внимания красным в западной части страны, резонно полагая, что если разгромить последний крупный оплот революционеров в Выборге, на западе сдадутся и так. На Выборг наступала 24-тысячная армия. Красные имели в этом городе и вокруг него не более 15 тысяч человек. Восточную белофинскую армию возглавлял человек, неплохо известный в Старой России. Эрнест Левстрем командовал полком, а затем бригадой в гвардейской стрелковой дивизии в мировую войну. За это Эрнеста недолюбливали германофилы-егеря, но надо отметить, генерал не демонстрировал никаких сентиментальных чувств к бывшей родине. Один из его приказов гласит: «Сражавшиеся русские солдаты были вне закона и с ними надо обращаться соответственно».
Левстрем получил приказ окружить и взять Выборг штурмом. План изначально предусматривал сражение на окружение и содержал замыслы создания нескольких обходных маневров поменьше.
Численное и качественное преимущество позволило белым провести операцию достаточно быстро. Однако советская РККА наконец показала зубы и продемонстрировала отличие от своих финских товарищей. Попытка отряда полковника Аусфельда выйти к Куоккала (современная Репино) кончилась неожиданно жестоким контрударом русских красноармейцев. Белые откатились в беспорядке, а Маннергейм велел не ввязываться в бои против РККА. Однако для Петрограда это была единственная хорошая новость — железная дорога Петроград-Выборг оказалась перерезана на широком фронте.
Аусфельду пришлось, однако, еще раз столкнуться с Советами. Камнем преткновения стал форт Ино, он же Николаевский. Это береговое укрепление возводилось для защиты Петербурга и Кронштадта еще до мировой войны и представляло собой мощную позицию с многочисленной и разнообразной артиллерией, включая пушки калибром 305 мм. В нормальных условиях эта позиция непробиваема, однако в апреле 1918 года в крепости индустриальной эпохи имелось налицо только 150 человек гарнизона. Тем не менее сдачи форта сходу не произошло. Характерно, что возмутителем спокойствия оказался опять капитан Щастный — на тот момент еще не попавший под арест. Троцкий распорядился взорвать укрепления Ино и уходить. Текст телеграммы Троцкого буквально таков:
Дать приказ гарнизону Ино взорвать укрепления. Помочь ему с корабля «Республика». Принять на борт гарнизон Ино. Если возможно, морского боя не принимать и вернуться в Кронштадт. Троцкий.
Буквальная цитата важна вот почему. Позднее, на процессе Щастного, Троцкий заявил совершенно иное:
На полученное от Щастного через некоторое время из Кронштадта сообщение об угрожавшей форту Ино опасности со стороны будто бы внезапно появившегося немецкого флота я ответил, согласно общей директивы, что, если создавшаяся обстановка окажется безвыходной, нужно будет взорвать форт. Что же сделал Щастный? Он передал эту условную директиву в форме моего прямого приказа о взрыве форта, хотя никакой надобности во взрыве не было.
История с фортом Ино стала одним из пунктов обвинения в деле наморси (начальника морских сил) Балтийского флота Щастного. Сопоставим цитаты и увидим, что на суде «лев революции» умолчал о своем же приказе взрывать форт. Этот приказ Щастный проигнорировал. Однако следовало решить, что теперь делать с фортом. Финны апеллировали к условиям Брестского мира и требовали сдачи крепости. Форт не сдавался, и на подходах начались перестрелки. К русским прибывали свежие подразделения, однако 13 мая Щастный получил новую телеграмму от Троцкого:
Воспрещается поддерживать форт Ино гарнизонами или кораблями Балтийского флота. Форт должен удерживаться собственными силами. При невозможности удерживаться благодаря фактическому напору со стороны противника, форт должен быть взорван со всей артиллерией.
В конце концов, решение о взрыве Ино принял комендант Кронштадтской крепости Артамонов, который объяснял свои действия так:
14-го мая в 23 ч. 30 м. форт Ино был взорван по моему личному распоряжению. Я пришел к решению взорвать форт, на основании следующих соображений: оперативного, политического и гражданского. (…) 24-го апреля форт был окружен финскими войсками, передовые посты коих расположились в расстоянии около 250 шагов от башенной батареи с одной стороны, и в 100 шагах от гавани — с другой.
В ответ па требование командира финского отряда сдать форт, ему было отвечено отказом и принят рад мер к созданию обороны форта, для чего на форт прибыл 6-й Латышский Тукумский полк — около 400 штыков, Новгородской красноармейский батальон — около 400 штыков, Выборгский красноарм. батальон — около 200 штыков и 125 пулеметчиков 1-го пулеметного полка. Из перечисленных частей, только Латышский полк представлял из себя организованную воинскую часть, прочие же являлись не дисциплинированными слабо обученными командами, не привыкшими исполнять без рассуждений получаемые боевые приказы. Кроме того, на форте имелось около 250 человек записавшихся во 2-й Кропнштадтский Артиллерийский дивизион, из коих удалось сорганизовать личный состав для 2-х батарей (Канэ). 12-ти и 10-ти дюймовые батареи остались без прислуги и взять ее было не откуда, ввиду полного отсутствия обученных людей. Вследствие невозможности использозовать вышеупомянутые батареи, замки с них были сняты и увезены в Кронштадт, дабы, в случае внезапного захвата форта белой гвардией, эти орудия не могли бы быть обращены против Кронштадта. Таким образом, значение форта в смысле возможности борьбы с флотом противника было сведено на нет. Весь вопрос сводился к выигрышу времени для возможно полной эвакуации с форта имущества. Опыт показал, что, при настоящем положении рабочих, продуктивность труда настолько упала, что для вывоза тяжелых орудий потребовались бы многие месяцы. Гарнизон же форта бил занят устройством проволочных заграждений и рытьем окопов на восточном фасе форта, лишенном каких-либо укреплений. Форт был минирован, для чего были заложены подрывные заряды общим весом в 300 пудов пироксилина; под основание башен было заложено 24 пуда пироксилина. К взрыву предполагалось прибегнуть, как к последнему средству, дабы форт не попал в руки белой гвардии. Из-за общего политического положения для меня было ясно, что в случае ультиматума германского правительства о передаче форта со всем вооружением, таковой ультиматум будет выполнен, а следовательно мне пришлось бы взорвать форт вопреки приказания свыше, т. к. передать его без взрыва я не считал возможным. Поэтому я решил произвести взрыв не ожидая приказания о его сдаче, дабы разрешить таким образом вопрос о форте Ино, и избавить Комиссариат по Иностранным делам от необходимости еще раз согласиться на исполнение германских требований.
Я считал, что, взрывая форт по своей инициативе, я беру на себя очень серьезную ответственность, но зато абсолютно лишаю германцев возможности тем или иным способом завладеть орудиями форта. Я полагал, что бесконечные уступки, делаемые германскому правительству, приучат его к мысли, что в России не осталось людей способных причинить ему реальные неприятности, а потому считал своим долгом, как русского гражданина, использовать случай — доказать противное.
Это многословное оправдание, по сути, драпирует простой факт. Форт Ино взлетел на воздух. Высокотехнологичное сооружение, в постройку которого страна вложила большие средства и усилия, подорвали сами владельцы, даже не попытавшись удержать.
Пару слов о Щастном. Приговоренный к смерти красными за спасение Балтийского флота — вернее, остатков флота, — командующий был казнен в сквере у Александровского училища. Моряк и потомственный дворянин умер как мужчина, оставив перед смертью записку: «Перед смертью я благословляю своих детей Льва и Галину, и, когда они вырастут, прошу сказать им, что иду умирать мужественно, как подобает христианину».
А во время описываемых событий чуть севернее разворачивался один из последних актов драмы — осада Выборга.
Свежие комментарии