Без страха и упрека. Памяти И.Р. Шафаревича | ||
19.2.2017. Скончался выдающийся ученый, писатель и общественный деятель Игорь Ростиславович Шафаревич. Игорь Ростиславович Шафаревич (3.6.1923–19.2.2017) — математик с мiровым именем, академик РАН, один из нравственных авторитетов Русской патриотической оппозиции. Родился в Житомире, затем семья переехала в Москву. Отец, Ростислав Степанович, выпускник физико-математического факультета МГУ, работал преподавателем теоретической механики. Мать, Юлия Яковлевна, была филологом по образованию. Благодаря родителям И.Р. приобрёл любовь к русской литературе, в том числе к народному творчеству, истории. С детства проявил необычайные способности в математике. Учась в школе, сдавал экстерном экзамены на механико-математическом факультете МГУ, после окончания школы был принят на последний курс этого факультета и окончил его в 1940 г. (в 17 лет). В 19 лет И.Р. защитил кандидатскую диссертацию (1942), вскоре стал преподавателем механико-математического факультета МГУ (1944), в 23 года защитил диссертацию доктора физико-математических наук (1946). Тогда же поступил на работу и в Математический институт им. В.А.Стеклова Академии наук СССР (МИАН), где трудился всю жизнь и создал целую математическую школу. В 35 лет был избран членом-корреспондентом АН СССР (1958), а через год он уже лауреат Ленинской премии (1959). Математика стала главной творческой профессией И.Р., в которой он поднялся на мiровую высоту. Благодаря широкому образовательному кругозору, он ощущал в развитии математики «бесконечно продолжающуюся прекрасную симфонию». Возможно, исследования в этом увлекательном мiре чисел были для И.Р. и своего рода внутренней "эмиграцией" из окружающего советского мiра партийного диктата, двоемыслия и безбожия. Помимо этого, «осмысленность и красота» математики указывала на идеальную природу мiра как Божьего творения, в основе которого лежит стройный упорядоченный план. Отсюда у И.Р. начинался осознанный путь к религии. Соответственно математика у него представляет собой не только прикладной инструмент в развитии технического прогресса, который сам по себе не имеет абсолютной ценности. Она имеет религиозную цель познания мiра. На эту тему И.Р. произнес блестящую лекцию "О некоторых тенденциях развития математики" по случаю вручения ему Хейнемановской премии Гёттингенской Академии наук.
По мере гражданского, патриотического и религиозного созревания И.Р. по долгу совести из "внутренней эмиграции" переключается на участие в сопротивлении нашего народа антинародному режиму. В октябре 1955 г. И.Р. подписал "Письмо трёхсот" группы учёных, направленное властям СССР с критикой плачевного состояния советской биологии вследствие ненаучных взглядов и деятельности ее руководителя Т.Д. Лысенко. Письмо привело к отставке Лысенко с поста президента ВАСХНИЛ, а некоторых его ставленников с других руководящих постов в системе Академии наук СССР. С конца 1960-х гг. И.Р. принимает участие в независимой от властей общественной деятельности: пишет заявления и проводит пресс-конференции против преследования инакомыслящих, в том числе против использования психиатрии как средства политических репрессий. Став членом "Комитета прав человека»" (совместно с академиком А.Д. Сахаровым), особенно много внимания уделял защите свободы религии и прав верующих в СССР. По воспоминаниям Сахарова, проблемы религии заняли значительное место в работе Комитета благодаря обширному и аргументированному докладу Шафаревича "Законодательство о религии в СССР" (1973). Однако западническое мiровоззрение и окружение Сахарова, ориентированное прежде всего на защиту прав эмиграции евреев, вносило диссонанс в их совместную деятельность. И.Р. позже пояснил: «Правозащитником я никогда не был, и этот термин мне чужд. У меня всегда с подросткового возраста и до глубокой старости сохранялось чувство, что мой народ находится в смертельной опасности. Мое стремление – защитить свой народ, а не какие-то абстрактные ценности» (ТВЦ 19.06.04). В эти годы И.Р. сблизился с А.И. Солженицыным, с которым нашел общность взглядов. Супруга писателя Наталия Дмитриевна была в свое время ученицей И.Р., а он стал крестным отцом их сына Игната. Солженицын писал об этом времени:
В 1974 г. И.Р. участвовал вместе с Солженицыным в издании публицистического сборника "Из-под глыб", написав для него три статьи: "Социализм", "Обособление или сближение?" и "Есть ли у России будущее?". Первая статья излагает выводы большой книги "Социализм как явление мировой истории", которая в полном виде была опубликована в 1977 г. в Париже. Включаясь в ряды сопротивления режиму, И.Р. понимал, что придется пожертвовать научной карьерой. В 1975 г. он был уволен из МГУ, и с тех пор работал только в отделе алгебры МИАН. Семинар Шафаревича также был перенесён из МГУ в МИАН, где под руководством И.Р. было выпестовано множество известных его учеников. В эти годы свое православно-патриотическое мiровоззрение И.Р. выразил и в ряде интервью западным изданиям, причем часто в полемике с иностранными корреспондентами, подозрительно относившимися к русскому патриотизму. Общий знаменатель его позиции: «Нужен возврат к Богу и своему народу, ощущение общенациональных целей и чувство ответственности перед историей и будущим своей страны... Я уверен, что если жизнь нашей страны еще не кончена, то возможна она на пути Православия и развития русской национальной традиции» (Интервью газете "Франкфуртер альгемайне цайтунг" // "Посев", 1978, № 10). В эти годы Шафаревич стал признанным мiровым авторитетом в области математики, по его учебникам преподавали во многих странах, он был избран иностранным членом Национальной академии деи Линчеи (Италия), Германской академии естествоиспытателей "Леопольдина", членом Лондонского Королевского общества, Национальной академии наук США, Американской академии искусств и наук. Получил почетные звания доктора в нескольких зарубежных университетах. И лишь 7 декабря 1991 г. был избран на родине академиком РАН по Секции математики, механики, информатики (математика). Однако такое признание великого математика на Западе стало подвергаться атакам его идейных противников-русофобов. Особенно яростная кампания началась после распространения в 1982 г. в самиздате книги "Русофобия" (была переиздана в 1989 г. в Мюнхене как издание РНО в ФРГ; в том же году в СССР в журнале "Наш современник"). В этой работе И.Р. использует терминологию французского историка начала XX века Огюстена Кошена, который ввел понятие «малого народа» – антинациональной "элиты", навязавшей «большому народу» свои разрушительные идеи и ставшему движущей силой Французской революции. Подобный «малый народ» сыграл большую роль и в революции в России, и в продолжающемся ее перерождении. При этом Шафаревич пишет, что «малый народ» не является каким-либо национальным течением (в нем активны представители разных наций), но содержит влиятельное еврейское ядро. В предисловии к эмигрантскому изданию "Русофобии" отмечено:
В числе примечательных публицистических работ в 1989 г. Шафаревич опубликовал в журнале "Новый мир" (№ 7) статью "Две дороги – к одному обрыву" с критикой и социализма, и западной демократии. В 1990 г. подписал знаменитое "Письмо 74-х" ("Литературная Россия", 2.3.1990), обращенное к властям СССР с протестом против русофобии в "перестроечных" СМИ:
В эти годы намечается расхождение И.Р. с Солженицыным, который долго воздерживался от включения во внутрироссийскую борьбу между "малым народом" и русскими патриотами за исход "перестройки". Первую свою публицистическую работу, предназначенную для российской печати, Солженицын назвал почти оптимистически – "Как нам обустроить Россию?" (1990). Шафаревич как бы в ответ на это оценивал ситуацию точнее: "Можно ли еще спасти Россию?" (название его статьи в "Комсомольской правде" 18.10.1990) – то есть прежде чем обустраивать, ее надо было защитить и уже не только от коммунистов... В дальнейшем И.Р. поддерживал своим участием все заметные попытки русских патриотов создать организационные структуры сопротивления разрушению и разграблению России. В 2005 г. он одним из первых подписал "Письмо 500" – Обращение 5000 к Генеральному прокурору РФ В.В. Устинову от 20.03.2005 в связи с усилившимся применением к русским патриотам ст. 282 УК РФ о "возбуждении национальной вражды" по отношению к евреям. + + + Игорь Ростиславович Шафаревич был для русской эмиграции важнейшей фигурой в русском сопротивлении богоборческому режиму на родине. В отличие от многих других, он сочетал в себе и мужество, и яркое национальное самосознание, и научную точность аргументации, и благородные личные качества. Он выглядел как бы "русским дворянином" в довольно разнообразном движении инакомыслящих. Мы в "Посеве" старались публиковать как можно больше информации о его деятельности, также и исходя из принципа защиты гласностью. Мне довелось лично познакомиться с Игорем Ростиславовичем осенью 1989 г., уже после ухода из "Посева". И.Р. готовил тогда работу об антирусских СМИ ("Шестая монархия" // "Наш современник", 1990, № 8), и его заинтересовало мое открытое письмо с критикой Радио "свобода" в "Литературной России", главный редактор Э.И. Сафонов дал мой телефон и, направляясь в Германию для своих математических мероприятий, И.Р. мне позвонил. Мы приехали из Мюнхена в Гёттинген (вместе с другим почитателем И.Р. – бывшим политзаключенным С.И. Солдатовым, сотрудником радио "Свобода", критически относившимся к ее антирусской политике). Великий математик оказался очень скромным, в том числе по отношению к своим немецким коллегам. Но те не скрывали своего огромного пиетета, и я, несколько удивленный, спросил одного из них, довольно молодого: почему такой восторг? Ответ был кратким: да ведь это сам Шафаревич! На его лекцию (опять-таки философскую) в большом зале собралось несколько тысяч человек (он выступал по-немецки), – причем в то время уже началась "антисемитская" кампания против И.Р., но немецкие математики ее демонстративно игнорировали. Было заметно, что И.Р. смущался столь восторженным приемом. Эта скромность отличала И.Р. в общении с любым человеком, он не поражал своей эрудицией и высоким интеллектом, а деликатно соучаствовал в разговоре как бы на равных. В то же время всегда был принципиален в главном, не прогибался перед "прогрессивными" критиками и не поддакивал начальству, оставаясь откровенным "себе во вред". В том числе в "антисемитском" вопросе, который демократические СМИ навязывали ему в гипертрофированном виде. Он просто не мог закрывать глаза на реальность, которую не сводил к еврейскому влиянию, но и замалчивать его отказывался как представитель точных наук. Пожалуй, в этом он отличался от Солженицына, который вел расчетливую борьбу с властью с учетом западного "общественного мнения", в том числе в еврейском вопросе (тем не менее и он заслужил на Западе славу "антисемита"). Как-то мы говорили с И.Р. о примечательной книге Александра Исаевича "Двести лет вместе" (2001). Наши мнения совпали. Этот наш разговор происходил, когда я показывал И.Р. свою домашнюю библиотеку: на этом стеллаже масонская тема, на соседних еврейская, – у меня собраны тысячи книг на разных языках. На что И.Р. иронично заметил: «Александр Исаевич в своем предисловии полагает, что до него не нашлось автора, кто осветил бы нам этот вопрос...». Должен, однако, сказать, что и сам И.Р. в своем анализе еврейского феномена не хотел углубляться в его духовный исток: «вопросы эти предельно трудны. И Достоевский предупреждал, что для ответа на них "не пришли еще времена и сроки". Тем не менее, об этом было написано много. И сама многоголосица мнений показывает, что короткого и окончательного ответа – нет». Это из заключения другой его книги, своеобразной "реплики" на труд Солженицына, название которой характерно: "Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России" (2002). В ней И.Р. подытоживает:
Рецензируя (по его просьбе) рукопись этой готовившейся книги, я написал автору:
Мне думается, что упомянутое «известное чувство смирения» Игоря Ростиславовича и его нежелание вникать в православную историософию помешали ему (как и Солженицыну) быть точным и в некоторых других суждениях (о Царе Николае, о революции, о совпатриотизме, об эмиграции), о чем у нас идет дружеская дискуссия в виде послесловия к его книге "Русский народ на переломе тысячелетий. Бег наперегонки со смертью", изданной по моей инициативе, хорошей и полезной, но не удовлетворившей всех моих ожиданий. В этой дискуссии мой старший оппонент остается при своем мнении:
Тем не менее, я считаю огромным личный вклад Игоря Ростиславовича в дело Русского сопротивления мiровым силам зла, в защиту от них бытия нашего народа, «чтобы история русского народа не оборвалась». Счастлив, что мне довелось быть маленьким соратником этого выдающегося человека. И меня совершенно не удивило то, что ни один из центральных телеканалов не обмолвился словом об уходе из жизни земной этого русского Рыцаря без страха и упрека – это, учитывая сущность нынешней власти, лишь оттеняет его подлинное значение для России. 20.2.2017
ПС. Добавлю еще несколько слов о математике – о том священном храме гармонии чисел, служителем которого был Игорь Ростиславович. Изнутри этого храма он видел лучше, чем другие, как посредством стройной миiровой гармонии идеальных числовых конструкций Господь держит на ней весь мiр и внутри материи, и в космических просторах мiроздания. И полагаю, И.Р. лучше других мог сознавать, как диавол, стремясь похитить мiроздание у Бога, похищает его числовую основу, лишая ее положительного Божественного смысла и наделяя своей суррогатной безсмыслицей индустриального общества, лихорадочно пожирающего планету (об этом И.Р. упоминал в своей Гёттингенской лекции). Причем это проявляется не только в виде злоупотребления математикой для создания страшных видов оружия посредством расщепления атома (еще неизвестно, какую катастрофу всего мiроздания на этом пути научного "прогресса" нам готовит швейцарский "мирный" коллайдер, дерзающий познать запретный плод путем его возможного всеуничтожения). Помимо этого, власть диавола над числом все больше превращается в сатанинское порабощение человечества цифровыми технологиями виртуальной действительности, глобального управления и контроля – это всеохватывающая материалистическая власть денег на основе микросхем и всемiрного компьютера "богоизбранных" банкиров, как это цинично-откровенно описывают в своих видениях будущего мондиалисты Бжезинский, Фукуяма, Сорос и другие (см: Философия денег и "конец истории"). В нашем апостасийном мiре казалось бы "нейтральная" математика, похищаемая у Бога, все больше становится орудием сатаны. После кончины И.Р. Шафаревича найдется ли в математическом мiре другой авторитет, который способен привлечь внимание своего сообщества к этой проблеме? + + + ЦИТАТЫ ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЙ И.Р. ШАФАРЕВИЧАО диссидентах:Понятие "диссидента" очень расплывчато и безусловно нуждается в уточнении. Во время Французской революции говорили: теперь есть только две партии – партия живых и партия мертвых. Мне кажется, что и в нашей стране все люди прежде всего разделяются на два типа. Первые – это те, кто чувствует, что его судьба неразрывно связана с судьбой его страны, кто ощущает себя ответственным лично за ее будущее. Вторые – это все остальные. Я не хочу сказать, что первый тип и есть диссиденты, это совершенно неверно. Под западное понятие "диссидента" подходят лишь те из них, кого их жизненная установка привела к явному столкновению с аппаратом власти – кто выступил с нежелательным властям заявлением, опубликовал по собственной инициативе статью или книгу на Западе и т. д. Но подавляющее большинство в такое явное столкновение не вступают: учитель, старающийся рассказать школьникам вопреки программе побольше о Пушкине и поменьше о Шолохове; люди, борющиеся против загрязнения озера Байкал, вызывая неудовольствие начальства; писатель, рассказывающий о трагической судьбе русской деревни и т. д. и т. д. И все же основным представляется мне не факт столкновения с властями, прежде всего бросающийся в глаза, а мотив этого столкновения: не внешнее действие, а внутренняя его причина. Например, человека, вступающего в какой-нибудь "Комитет" или "Комиссию", чтобы тем самым заставить власти разрешить ему эмигрировать – было бы неразумно относить к тому же социальному типу, не хочу никак квалифицировать такую позицию, но только обращаю внимание на то, что здесь мы имеем два принципиально различных явления, которые неразумно объединять в едином понятии, хотя бы потому, что они совершенно различно прогнозируемы. Подобно тому, как человека и страуса хотя и можно объединить в одну группу по признаку хождения на двух ногах, но это не поможет пониманию сущности ни одного из обоих видов. Среди диссидентов можно указать два течения, наиболее явно расходящихся в своих принципиальных установках (хотя в данный момент обе установки могут приводить и к очень близким действиям). Одна исходит из того, что все общества развиваются примерно по одним и тем же закономерностям, что на этом едином пути Запад обогнал Россию и Советский Союз, и поэтому единственный здоровый путь – это развитие по западному образцу. На такой точке зрения сходятся как те, кто "западный образец" понимает в духе парламентской демократии, так и те, кто исходит из другой идеологии западного происхождения – марксизма. До революции подобная точка зрения тоже существовала и ее последователи назывались "западниками". Другие основываются на том убеждении, что каждый народ индивидуален, именно эта индивидуальность должна определять его жизненный путь, только благодаря ей народ и ценен для всего человечества. Поэтому они считают, что направление развития нашей страны должно органически определяться ее предшествующей историей, что разрыв в исторической традиции может быть смертелен для нации и должен быть всеми силами преодолен... ("Посев", 1978, № 10). О руководстве РПЦ МП:«Во времена хрущевских гонений, когда закрывалась масса церквей, монастырей, духовных семинарий, иные церковные иерархи не только не протестовали, а оправдывали это, говоря, что происходит это все потому, что сокращается количество верующих в стране. В защиту церкви выступали, как ни странно, не высшие иерархи, а простые верующие. Например, в Кирове в 60-е годы группа верующих вела себя очень стойко и мужественно, во главе стоял Талантов, пожилой уже человек. Его начали травить, посадили, и он умер в лагере через полгода. Не выдержала испытаний и его жена, умерла от инфаркта. Вот это истинные мученики за веру, от таких людей мы что-то и слышали, а сами иерархи отмалчивались либо говорили что-то, отчего на душе становилось совсем плохо. Это так понятно по-человечески: люди, воспитанные в атмосфере истребительных гонений, не нашли в себе мужества, шаг за шагом уступали... Но сейчас-то что может угрожать? А какой ответный порыв вызвал бы такой христианский поступок, как всенародное покаяние в своей тогдашней робости и слабости! Как бы это подняло духовный авторитет иерархии! Но этого не происходит. Боюсь, что, к несчастью, трудно от них сейчас что-то ожидать. Еще хуже, если они и своих преемников воспитывают в том же духе. Можно лишь надеяться, что со временем к руководству Русской Православной Церковью придут какие-то новые люди, которые смогут вести себя более деятельно, мудро, смело. Церковь должна выступать как нечто единое - верующие и иерархи вместе, только тогда можно надеяться на какие-то утешительные изменения, которые должны коснуться всех слоев религиозной жизни». ("Волга", 1990, № 1) О монархии:В мае 2000 г. в Славянском фонде, во время презентации новой книги И.Р. Шафаревича ("Русский народ на переломе тысячелетий"), автору задали вопрос: возможно ли восстановление монархии в России? Академик ответил:
|
Без страха и упрека. Памяти И.Р. Шафаревича
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Подписаться
Свежие комментарии