На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

РУССКОЕ СЛОВО

239 подписчиков

Свежие комментарии

  • Николь Нахтигаль
    Гнать эту тварь из России в её кишлак, подпишите Петицию о выдворении мигрантов из России! Давайте объединяться проти...Москвичка-поэтесс...
  • Светлана
    Как русская, родившаяся и живущая в этих краях с рождения моих пра-пра-прабабушек и дедушек, смело могу сказать, что ...Прощай, Кизляр! О...
  • Виктор Не
    Эта "красавица" на себя в зеркало смотрела? Не испугалась?Москвичка-поэтесс...

Вспоминая лейтенанта

Вспоминая лейтенанта
 
Штрихи боевой страды Русского Корпуса на Балканах
     Если боевую страду Русского Корпуса воплотить в одном человеке, более того, если доблесть всего белого офицерства нужно было бы иллюстрировать одним примером, то выбор для меня ясен: таким выразителем русской воинской чести был и навсегда останется лейтенант Леонид Борисович Казанцев. Сперва он командовал взводом, но в боевой обстановке он фактически командовал 9-ой ротой 2-го полка и приданными ей другими частями 1-го батальона, когда вышестоящие офицеры по той или иной причине выбывали из строя. После боев у Авалы, особенно жестоких, от всего 2-го полка осталось человек 200: ими командовал и вывел их из окружения, спасая, таким образом, от верной смерти, именно он - лейтенант Леонид Борисович Казанцев. Корпусник Володя Альбрехт всегда говаривал, что он живет "de yara" (в подарок - по испанскому выражению), благодаря лейтенанту Казанцеву. Мы, Володю, раненного, вынесли из под Авалы. Мы его несли, а Казанцев отстреливался. Вынесли и командира роты, полковника Нестеренко (впоследствии трагически погибшего в руднике в Аргентине, вместе со всей своей семьей). Вынесли генерала Иванова, раненного в ногу, командира первого батальона 2-го полка. Несли его на плечах - а он грузным был - пока не поймали для него единственную лошадь. Довелось выносить Казанцеву с поля боя, из под огня, и раненного в легкое инструктора Игоря Козлова. Случилось это во время ночного нападения партизан.

     Мы отходили. Отходили с Велико Градиште, где стояла наша учебная рота. Это было начало тяжелого похода, в октябре 44-го. До этого наши казармы были в здании суда округа, в центре города, на берегу Дуная. С одной стороны титовские партизаны, а через Дунай - советские войска. Они пели по вечерам "Катюшу", а мы - "Вещего Олега", с рефреном: "Так за Царя, за Родину, за Веру мы грянем громкое ура!" Слышно было через Дунай, он там не такой широкий. А затем они из катюш по нам палили. У нас же не было такого оружия, всего пулеметы, чешские Зброевки. Что же немцы нам давали?.. Ничего. Это историческая правда.
 
     Но сперва расскажу как мы познакомились с лейтенантом Казанцевым. Мы уже с Толей Калашниковым были в учебной роте инструкторами. С нами Франц Анфилов, Игорь Козлов один из лучших, во всех отношениях, боевой, верный друг. Ротой командовал вначале поручик Фишер, замечательный инструктор, офицер раньше служивший в Югославянской армии, спортсмен, мог нокаутировать левой рукой. А теперь назначили к нам инструктором лейтенанта Казанцева. Игорь Козлов вместе с ним в кадетском корпусе учился, так вот мы его и спросили, что из себя представляет молодой лейтенант. Оказывается он в кадетском корпусе драчуном был, но не потому что забияка, а изза своего маленького роста (только к поступлению в Военную Академию вытянулся). Его задирали и он отбивался. Всегда был готов сдачу дать. Даже случилось както, что кто-то тронул его за спину, а он обернулся и с размаху, не рассмотрев, бац по физиономии! А оказалось, что это его приятель был, просто позвать хотел...
 
     Так вот, появился он у нас в роте, часов в пять утра. И почему-то так вышло, что его никто не встретил. Не по уставу. Еще подъема не было, мы все спали. Это было в самом начале 44-го. Лейтенант Казанцев долго распекал фельдфебеля роты, что его никто не встретил, А мы-то все вместе кончили инструкторские курсы, была у нас спайка - и решили мы за это бойкотировать молодого лейтенанта. Было ему тогда 25 лет. Надо здесь сказать, что нормальная рота в Русском Корпусе насчитывала человек 160, в те время как в учебной роте их было 250 - 4 взвода.

     И действительно мы его бойкотировали первое время. Все исполняли, а никаких дружеских отношений не было. Мы ведь тоже были тогда молодыми. Но так было только до первого боя. Там он показал себя.
 
     Титовские партизаны напали на наш обоз, которым командовал корнет Гатенбергер. Это было между Велико Градиште и Голубац. И выслали туда на помощь нас. Это было наше боевое крещение. Бой на равнине, всюду кукуруза был непродолжительным. Обоз мы отбили. Здесь лейтенант Казанцев командовал именно под пулями, и командовал именно он, потому что бывший с нами старший офицер растерялся. Партизанская война такова: ты не знаешь откуда стреляют. Стреляют со всех сторон - и в спину и в лицо и в бок. Одни из наших залегли. И вот он встал перед ними и приказал идти вперед "на ура". И первым ринулся. Так мы за ним и пошли. Как сейчас помню эту картину. Как сейчас вижу его ведущего нас в атаку "на ура". Вот и полюбили мы его до последнего дня жизни. Подле него шел я, рядом Игорь Козлов. Боня Загурский (тоже инструктор, прибывший из Болгарии). И из рядовых никто не дрогнул. Шли с винтовками наперевес. У лейтенанта револьвер в руке (никто ему его не выдавал, это он свой личный имел, пистолеты, помоему, только получали командиры роты).
 
     Первый бой. Мы же никогда под пулями не были. Ведь учебная рота это не регулярная часть. Собственно говоря это дети, по 17 лет. Были среди нас и подсоветские, бывшие офицеры - они служили солдатами. "На ура"! Партизаны поняли, что имеют дело с частью Русского Корпуса - и дали ходу. Вообще, когда могли, они избегали ввязываться с нами в бой, предпочитая иметь дело с немцами. Побаивались...
 
     После этого, дружба - и какая! И бои. Один за другим. Десятки и десятки боев. И лейтенант Казанцев всегда впереди. Как говорится, он не кланялся пулям, что впрочем, не всегда было правильно. Мы же им дорожили: погибнет, а тогда что? В особенности вначале он бравировал, сказывалась старая кадетская традиция. Всегда показывал пример, первым шел, не сзади командовал, во весь рост. Бравировал, а не надо было. Не берегся. Тогда мы на него нажали и просили: "Вы нам дороже живым, чем хоронить Вас героем". Мы же душа в душу были с ним после того первого боя. Всегда....
 
     Причем я почти никогда не слышал, чтоб он командовал что-нибудь словами. Только взглядом. В этом-то и суть подлинного начальника. Ты чувствуешь, что он хочет. Какие там крики! Достаточно было ему взглянуть и уже каждый знал, что было ему нужно. И наши ответы были такие же: молчаливые - отвечали делом, а не словом. Ведь в бою асе решается в какую-то долю секунды. Нет времени для разглагольствования. А тем более когда партизаншина. Надо избегать всякого лишнего звука.
 
     Помню один раз мы были брошены на произвол судьбы в Велико Градиште. Полевые караулы. Кругом кукуруза, слева кладбище, за каждым надгробным памятником партизан сидит. А мы с лейтенантом Казанцевым из одного домика отстреливаемся. Было мое отделение и еще кое-кто, человек десять. Окружили нас совсем и остались мы без патронов. А казармы наши в километрах 4-5-ти... и никакой связи. Однако один наш солдат, (доброволец, храбрый был мальчик, уже после капитуляции от взрыва брошенных боеприпасов глухонемым остался), Миша Навзоров, галичанин, часа в 4 утра пробилсятаки к казармам и на себе принес две сумки патронов. Казанцев его потом к Железному Кресту представил. И отбились. Всю ночь шла перестрелка, а наутро партизаны сбежали, много их трупов мы обнаружили в окрестностях нашего домика. (Вообще, отважные красные партизаны никогда не нападали днем, только ночью). В это время Игорь Козлов стоял на мельнице, километра три от нас - и тоже никакой связи. Смешно сказать, мы, всего человек 20, были выставлены защищать город. Правда, Велико Градиште насчитывал только каких-нибудь 20 тысяч жителей, но все же...
 
     Наш же лейтенант Казанцев, когда нас атаковали, в казармах был и узнав о передряге в одиночку пробился к нам через кишащий партизанами город. Да и лотом всю ночь, Под сильнейшим обстрелом, ходил, тоже одиночку, от одной позиции на другую - бодрить. Третья позиция была где-то на Дунае, там Боня Загурский стоял. Всегда затычкою мы были, где самое опасное место - туда взвод лейтенанта Казанцева. А был он чрезвычайно скромным. Даже мне не сказал, что получил Железный Крест второй степени, я это узнал лишь после его смерти. А должен был получить первой степени...
 
     Я бросаюсь с темы на тему, потому что у меня будто отрывки киноленты в голове. Был один эпизод, о котором весь полк говорил. Лейтенант Казанцев ведет учебную роту, укомплектованную сплошь из бывших подсоветских, на занятия. И вот он дает приказ петь. (Мы всегда пели наши старинные марши, "Бородино", "Взвейтесь соколы орлами", пели и подсоветские песни. Хорошо пели). Так он дал приказ - и не поют, молчат. Он второй раз приказал: отказываются петь. Остановил роту, командует: "Ложись!" Не ложатся. Тогда Казанцев вынимает из кобуры револьвер. Как вынул револьвер, сразу все легли. Напряженный момент был. Раз вынул револьвер, надо стрелять. И мы все, инструктора, приготовили свое оружие. Если он начнет стрелять, то и мы будем, а что же делать? Инсубординация...
 
     Но они легли, а когда лейтенант приказал встать, запели. Револьвер этот вообще был всегда у Казанцева наготове, и спал он держа его у изголовья. Партизанская война - это же не позиционная. Враг со всех сторон. Стреляют из-за каждого дерева, сколько раз из сена стреляли. А один раз стреляли из засады - и попали - в лейтенанта Казанцева, но Господь Бог его спас. Это мы в разведку пошли, в Боснии. Шли колонной, человек 20, один за другим. Я, как всегда, рядом с ним шел. Это было на окраине деревни Брко. Кругом все уже было занято врагом, партизаны вплотную подошли - декабрь 44-го. Помню снег валил. И вот из-за угла дома, с дистанции не более 5-ти метров партизан в Казанцева выстрелил. Но пуля - чудо Божие - попала в кассету автомата, который он нес. И кассета пулю остановила. Иначе была бы смертельная рана - в живот, без госпиталя поблизости. Я бросился к этому партизану, схватил его за волосы и потащил, чтоб расстрелять его тут же. Как сейчас помню мой крик:
 
     "Ты нашего любимого лейтенанта чуть не убил!" Я вышел из себя, я готов был его задушить, но Казанцев вырвал его из моих рук. Я по сей день ему благодарен, что не допустил расправы. Впрочем, лейтенанта Казанцева любили все, не только инструктора. Его обожали и рядовые солдаты. Даже те, которые тогда отказались ложится. Ведь этот эпизод имел месте еще во время занятий, когда еще никаких пуль не было. После пуль все изменилось! Они все его за глаза называли "наш Леня", "наш Леничка". И тоже называли забавно так: "лейтенант руки в карманы". Дело в том, что в самый мороз он часто ходил без шинели, но засунув руки в карманы и слегка ссутулившись.
 
     И еще в другой раз спас Господь Бог нашего Леню, когда после особенно жаркой перестрелки под Авалей он засунул руку в карман френча, чтоб закурить - у него там две пачки папирос было - а обнаружив лишь одну труху. Пули разворотили внутренность кармана пройдя в двух-трех сантиметра от живота. Там под Авалей нам при шлось лежать 20 часов под адским огнем. Двинуться нельзя было, но группа Казанцева все таки пробилась. А вот отряд лейтенанта Гамбурцева, которого я знал еще по Новому Саду, где он был начальником Русского Сокола, к несчастью погиб. Мы повстречались с этим отрядом между Смедеревом и Гроцком. Видим на хуторе его рота, раздетая, отдыхает. Так они и попали в лапы советам. Мы пошли дальше а они еще мылись и отдыхали оружие чистили. Вероятнее всего, они попали в плен и их расстреляли. Мы же две недели не останавливались, не спали, не ели, не раздевались. Были случаи под Авалей, что мы пили лошадиную мочу. Она с кровью шла, потому что лошади были ранены. И вышли-таки из окружения под командой лейтенанта Казанцева. А офицеры, которые имели более высокие чины, во время этой операции говорили: "Господин лейтенант, мы Вам мешать не будем". И брали под козырек.

     Советские части уже были в 200-250-ти метрах от нас. Советская тяжелая артиллерия била по нашим позициям день и ночь. Мы пробились в километрах 3-х или 4-х от Смедерева - оттуда на Белград дорога вела. Шли мы, конечно, не по главной дороге. И вот, наконец, остановились на ночлег у небольшого моста.
 
     Расположились по его бокам. Что-то много там было веток и листьев навалено, но мы не задумываясь, прикурнули на них, не выпуская из рук винтовки. Под утро, когда нас снова начали обстреливать, и мы собирались уходить дальше, оказалось, что под этими ветками лежали трупы советских солдат - голые, распухшие. Мы такими уставшими были, что не почувствовали даже их зловония. А голыми они были потому, что вероятно их сами партизаны и обобрали. Было их человек 20-25. Очень тяжело стало на душе. Мы их перекрестили и пошли дальше. Хоронить не было никакой возможности. Видимо они здесь хотели перейти через реку, немцы их подпустили и расстреляли почти в упор. Мы пробивались дальше. Шли, шли, все время под обстрелом катюш, под проливным дождем, почти без амуниции. Сбоку еще партизаны наседали, но они стреляли с опаской, так чтоб не особенно высовывать голову. Однако опасность подстерегала не только извне. Был в нашей группе подсоветский лейтенант Соколовский, здоровый парнишка. Попал он где-то в плен и был прислан нам в качестве пополнения. К концу войны он стал все, время подбивать солдат, чтоб не слушались, чтоб делали все наоборот, сам же он хотел возвращаться к советам. Какая-то ссора возникла в пути и он выстрелил в своего же односельчанина - убил пулей в живот. Здесь, сразу, конечно, военно-полевой суд. Заседали пять минут, приговорили к расстрелу. А кто приведет приговор в исполнение? Парнишке 23 го-да, но полагалось расстрелять - военное время, идем под пулями. Назначили отделение под командой лейтенанта Казанцева.  А он наотрез отказался. Не сдобровать бы всем нам, если б поручик Фишер не вызвался сам расстрелять Соколовского, и сделал это из собственного револьвера. Спас он этим и Казанцева и нас. Правда Соколовскому вероятно туда и была дорога, но расстреливать человека делившего с нами боевую страду, в сущности мальчишку, Казанцев не мог.

     Вот за это, как и за храбрость, его солдаты сильно любили. Он защищал солдат. Ведь Соколовского надо было, быть может, сто раз расстрелять, но он даже таким не желал зла. Однако был другой случай, еще хуже. У какого-то немца в хозяйственной части из сумки наш солдат украл рубашку. Это было в начале 45-го, война уже кончалась. Однако немцы заставили этого солдата отдать под суд. Присудили к расстрелу, так сказать, в назидание. Аудитор был немцем, защитник наш унтер-офицер из подсоветских. И тоже назначили наш взвод, чтобы привести приговор в исполнение. Это был хороший мальчишка, просто видать голодно ему было, рубашку на еду хотел обменять. Если б он у русского эту рубашку взял, ничего не случилось бы.
 
      Мы все возмутились. Расстрел! За что! Это было лишь, чтоб показать, что дисциплина не должна падать. А она у немцев - не у нас - уже давно пала. У нас дисциплина была даже в лагере Кетерберге после сдачи в плен. И лейтенант Казанцев снова отказался. Я лично ходил тогда с ним к командиру 2-го полка и он сказал полковнику Мержанову, что его подчиненные расстреливать не будут. И настоял на своем. Увы, несчастного мальчишку расстреляла таки другая часть.  Дело в том, что лейтенанта Казанцева немцы уважали, а то и побаивались. У него был крепкий кулак за собой - его подчиненные. Как и у начальника конного взвода, другого героя Русского Корпуса, поручика Петра Голофаева, в отряде которого проявляла бешеную отвагу его собственная жена "Нина-пулеметчица". Эти группы постояли бы за своих командиров, если надо - умрут все. (Вот только отряд Голофаева - "охотничья команда" - отличался тем, что был очень хорошо вооружен: от головы до пяток. У него во взводе было больше оружия, чем во всей нашей роте, и обоз был солидный, всего у него там было вдоволь...).
 
     У лейтенанта Казанцева безудержная отвага и полное хладнокровие в бою сочетались с христианским милосердием. Потомственный дворянин Оренбургской губернии, сын белого офицера, принявшего в эмиграции священнический сан, он сам незадолго перед смертью стал диаконом. В первых боях он даже старался, стреляя, не убивать, а лишь ранить противника. И только когда вокруг него стали падать его боевые товарищи, отбросил этот свой обычай. Он ни разу не матюгнул солдата, ни разу не обидел. А солдаты же постоянно присматриваются к качествам своего командира... Вот почему он был идолом для них. "Это наш Леня" - так выражались солдаты и ни о ком другом подобные слова нельзя было услышать. Он был для них святыней, и не потому что умел устроиться хозяйственно. В этом отношении он был - ноль. Нет. Ценили его и любили за боевые и человеческие качества. Поэтому наши солдаты-галичане шли за нами не задумываясь. Мы никогда не опасались, что у нас кто-нибудь застрянет или что за нами никого не окажется. Мы шли вперед не оглядываясь. Были стопроцентно уверены, что солдаты не сбегут. На привалах я много с Леней беседовал. На войне как-то мало о ней самой разговариваешь. Главной темой всегда была Россия. О чем же еще говорить, когда знаешь, что завтра или вот через пять минут погибнешь? Сразу после начала германо-советской войны лейтенант Казанцев пошел добровольцем на Восточный фронт в качестве переводчика - помогать России. Он рассказывал об этом периоде ужасы. Он говорил, что видя творимое немцами - потерял свою молодость. Казанцев многих спасал. Врал немцам. Знает, что кто-то там что-то поджег, а он, будучи переводчиком, втирал немцам очки, спасал несчастных крестьян у которых немцы отнимали самое последнее, то, что не успели отобрать коммунисты. Сколько крупных неприятностей там у него было, сколько несправедливостей привелось претерпеть. Он еле-еле вырвался из России, немцы его уже подозревали в сообщничестве с партизанами, он мог сам в любой момент погибнуть. А пока не выехал, чтоб поступить в Русский Корпус, спасал русских людей от насилия, от расстрела, от насильственной отправки на работы в Германию. Чтоб спасти людей подделывал документы. Никакими коммунистами эти там поджигатели не были - во всех избах иконы висели. Проклятые немцы! - они и кончили плохо. 

     С Бранденбургской дивизией он дошел до Терека, оттуда до родного Владикавказа - рукой подать. Но начали немцы откатываться назад. И вот рассказывал он, что горцы, на ломаном русском языке, с неподдельной гордостью ему говорили: "мы русские". Рассказывал как впервые перешел русскую границу и землю поцеловал. Подымается с колен и видит как у русских же людей насмешка на губах - где им понять чувства русского эмигранта...
 
     Там он познакомился со старым эмигрантом, журналистом и художником Николаем Ивановичем Плавинским - тоже пошедшим на Восток служить России. Впоследствии в корпусной газете, издаваемой корниловцем полковником Е. Э. Месснером, Плавинский описывал подвиги лейтенанта К. И вот любопытное совпадение: в 1936-1938 гг. Николай Иванович редактировал в Софии газету известного монархического мыслителя Ивана Лукьяновича Солоневича "Голос России". А ровно 30 лет спустя - и по сей день - другую основанную Солоневичем газету, издающуюся в Аргентине "Нашу Страну", редактирует старший сын лейтенанта Казанцева.

     Часто вспоминали мы и о детстве, Леня много рассказывал о кадетском корпусе. Рано умер его отец, в материальном смысле жизнь у него была тяжелой. Вообще в больших городах Югославии белые эмигранты жили бедно. Легче было тем, кто осел в провинции.
 
     Казанцев окончил Югославянскую Военную Академию первым, но поскольку он был русским эмигрантом, то первую награду, саблю, вручили сербу, а ему - вторую, часы. Награды вручал король Петр II. Леня эти часы, после войны, чтобы своей маме что-то привести, обменял на продуктовый пакет, который целый год держал в неприкосновенности пока не нашел Зою Павловну. Сам голодный как зверь, он этот пакет вез своей маме целый год, но не прикоснулся к нему. В лагере Келлерберге я делился с ним моим скудным пайком.
 
     Да, большей частью мы говорили о России. Ну и о Сербии. Сколько сербских жизней спас Русский Корпус защищая население не только от коммунистов, но и от - особенно - этих паршивых усташей-хорватов! Мы лупили хорватов всюду где могли и где не могли. Ведь эта сволота Анте Павелича убила в Боснии и Хорватии около миллиона православных сербов, только потому что они были православными) Они считались нашими союзниками, но мы им пощады не давали. Проклятые хорваты. Мы сами видели в горах, в Боснии: подходим к дому и перед домом видим целая сербская семья зарезана - тут и старики и старушки и дети, мужчины же в это время в партизанах или в четниках были...
 
     Так вот, иногда хорваты занимали позиции рядом с нашими и мы всегда старались их подбить, так чтоб никто не мог придраться. Они это знали и шарахались от нас больше чем от партизан. Партизаны, впрочем, тоже хороши были. Например, молоденькие сербки-партизанки зазывали наших солдат - предлагали себя на позициях. Правда больше били на подсоветских солдат. Тех кто к ним пошел, соблазнился - нашли затем истерзанными. Вырезали у них все, что можно было вырезать, а потом расстреливали. Вообще лучше было застрелиться, чем попасть в плен. Под Авалой мы все хранили пулю для себя, но погоны не сняли, как их снимали немцы.
 
     И мы не расплачивались за жестокость - жестокостью. Было однажды такое: мы боем пробились в Биелину, большой город Югославии. В центре города заняли гимназию. Выставили танк (его нам придали немцы) - город в наших руках. В гимназии сторож - бывший сокол - угостил нас большой кастрюлей гуляша. Но я сперва пошел часовых расставлять - трехэтажное было здание. И вот на третьем этаже нахожу я спрятавшуюся партизанку: в сербской форме и с красной звездой, дочерью сторожа оказалась. Я доложил Лене. Стали думать, что делать. Ведь если отдать немцам - расстреляют. Сорвали мы с нее звезду и - Бог с тобой, уходи. Ее родители нас на коленях благодарили...
 
     Но вернемся в Велико Градиште. Уже Белград был взят советскими войсками, а мы все на Дунае Вещего Олега поем и отбиваемся, как от мух, от партизан. И советские войска нас обстреливают. Несмотря на присутствие командира батальона, командира роты и оберлейтенанта, фактически, командует всей группой никем не назначенный молодой лейтенант Казанцев. Наконец приходит приказ из штаба полка отступать от Велико Градиште. Приказ пришел вовремя: осталось буквально пять минут до нашего полного окружения. Оставляем наши казармы в центре города, выходим из Велико Градиште. Проходим 5-6 километров строем, с песней и вдруг... приказ возвращаться: "Усмотритесь на Доньи Милановац и не рыпайтесь". (Там стояли часть корнета Черниченко и другие, но они тоже уже отходили понеся потери до 40 процентов своего состава). А за это же время партизаны уже заняли наши казармы! Мы возвращаемся, но титовцы не принимают боя - покидают казармы, предварительно все разграбив. Проходят два-три дня, положение жуткое, связи никакой нет и вот, совершенно случайно, наш телефонист поймал приказ уже от штаба корпуса - выступать нам снова. Если б не этот приказ генерала Штейфона крышка бы нам. Мы конечно дрались бы до конца, но не партизаны, а советская армия нас бы раздавила. 
     Вышли мы на Гродск, двинулись к Белграду по Авальскому шоссе... и наткнулись на советские танки. У нас же не было никакой связи, а Белград оказывается уже пал. С этого момента мы и попали на гору Авалу.

     Идем дальше. Идем, идем, выбиваемся из сил, кажется вот-вот свалимся с ног, но вот налетают советские истребители и откуда-то появляется энергия, чтоб добежать до какого-нибудь укрытия. Две недели шли ободранные, босые, по дороге собирали оружие, брошенное другими, но конечно обозы наши потеряли. Больше всего мне было обидно, что пропали снятые на войне фотографии. Вообще, самые тяжелые бои Русского Корпуса были именно под Авалей. Много писалось о боях в Бусоваче. Но там был сосредоточен кулак - части из трех полков, под командованием легендарного полковника Рогожина, будущего командира Русского Корпуса. Они были все вместе. А сколько нас было? Брошенных... Насупротив советской армии нас была капля в море, 250-300 человек. Да и вообще на протяжении всей войны 2-ой полк был разбросан по всему Дунаю, по маленьким деревням, взводами. Поэтому самые большие потери были именно у 2-го полка - до 80 процентов личного состава. Не случайно, после боев у Авалы, в местечке Старая Янковца были выстроены перед командиром Русского Корпуса остатки 2-го полка, выведенные из окружения лейтенантом Казанцевым. И вот, перед всеми, генерал Штейфон официально, приказом по Корпусу, объявил лейтенанта Казанцева героем Корпуса, призвал следовать его примеру, а нам, всем его подчиненным, выразил свою благодарность.

     Героизм свой наш Леня проявил и в деле под Биелиной, где я, кстати, заработал Железный Крест - взял холм на ура. И лейтенант Казанцев меня к нему представил, и немцы представили - за одно и то же дело. Был это конец 44-го и нас послали из Брко пробивать дорогу 7-ой немецкой армии, которая, отступая из Греции, где-то застряла. Послали сборную роту под командой полковника Нестеренко. Говорилось Нестеренко, а выговаривалось Казанцев. (Здесь надо сказать, что будучи храбрейшим офицером, способным атаковать в лоб врага, опираясь на свою трость - он с трудом тянул свою левую ногу - Нестеренко за годы истекшие после Гражданской войны, стал глубоко штатским человеком, потерял способность разбираться в военной обстановке. Причем это он сам признавал, потому что когда генерала Иванова назначили командиром 2-го полка, а ему предложили пост начальника первого батальона, то он заявил, что примет назначение только лишь при одном условии: что лейтенант Казанцев будет его адъютантом. Однако Казанцев, фронтовик до мозга костей, от этой чести отказался, в силу чего начальником 1-го батальона был назначен полковник Мамонтов).
 
     Как я уже говорил, перед Биелиной нам придали танк - он шел за нами. Справа был большой холм, слева лес. И вот нас обрушились со всех сторон. Лейтенант Казанцев приказал одному из унтер-офицеров занять положение под холмом, но вместо этого тот каким-то образом оказался в тылу. Там тяжелые пулеметы стояли и не давали нам проходу. Подъем был весьма крутой. С одним отделением я "на ура" атаковал холм - и мы его взяли. За все это дело первым должен был получить орден сам Казанцев. Он сто раз его заслужил - и первой степени. Как ни странно, он не был однако представлен к награде. Только Бог знает как нас не скосили. Метров 90 надо было подняться, чтоб пробить себе дорогу. Мы взяли один пулемет, здесь же его повернули и начали стрелять по сбегавшим с холма партизанам и болгарам. Помню, пулемет, который я захватил, я передал моему заместителю, Судко. Он стрелял пока не произошла осечка. Выручили немцев... Кстати, Русский Корпус критиковали за то, что он пошел вместе с немцами. На это, наш командир, генерал Штейфон (вместе с генералом Кутеповым один из создателей Галлиполи), ответил: "Хоть с чертом, но против большевиков". И правильно ответил. Что еще отвечать? Не все ли равно с кем? Хоть с абиссинцами - так мы всегда говорили на фронте. Мы же не поступили в Русский Корпус свою шкуру спасать. Ведь большинство из нас не выжило же, а погибло. Когда в 44-ом году, после покушения на фюрера был приказ по Вермахту употреблять приветствие "Хайль Хитлер", то мы вообще эти слова не повторяли. Хотя были остряки, которые вместо них издевательски говорили "Хальб литер" (пол литра). И не присягали мы ему. Мы будем Гитлеру присягать!? Я жил в Банате, богатейшей провинции Югославии. Мы жили хорошо, мы не пошли в Корпус за кусок хлеба. Пошли идейно. Мы проклинали, а не присягали. Хоть и священник наш там стоял, на такую хитрость немцы пошли.
 
     И еще критиковали Русский Корпус потому что его штаб был сплошь монархическим. Там засели только монархисты-легитимисты во главе с генералом Штейфоном, и начальником штаба, генералом Гонтаревым. Это кое-кому не нравилось. Возмущались, что мол черносотенцы забрали в руки Корпус. И слава Богу! - не солидаристы. Кстати, многие говорили, что Штейфона отравили и даже называли имя доктора, который будто бы отравил. Во всяком случае, за десятилетия, прошедшие после конца Гражданской войны русский народ понял, что он имел и что он потерял в лице Белой Армии, неотъемлемой частью которой являлся и Русский Корпус на Балканах. И идеи этой армии, не выиграв в военных столкновениях, теперь все сильнее охватывают Россию. Такие рыцари без страха и упрека как лейтенант Леонид Борисович Казанцев не дожили до выздоровления родины, которой они отдали всю свою молодость без остатка. Но именно их жертва впиталась в русское сознание и ныне дает всходы. Вечная им память! 

(Опубликовано в журнале"Наша Страна" № 2286)
 
Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх